Если бы кто-то мудрый и знающий всё наперёд напророчил Драниру, что когда она сломает ребро, самым сложным для неё окажется не беззвучно терпеть раздирающие бок при каждом вдохе боли, а воздерживаться от страстных порывов влезть на первое попавшееся дерево, лишний раз искупаться или поохотиться на какую-нибудь невиданную доселе никем в Африке (окромя разве что матёрых торчков) добычу, чёрта с два она б поверила такому мудрецу – а вот поди ж ты, как показала практика, именно так всё и обстояло! Вдобавок, словно этой дичи мало, сидящую на пушистой жопе ровно мокренькую кисоньку неподвижной держало отнюдь не само ранение (причем ранение вполне себе опасное и потенциально грозящее жизни), а страх. До того глубокий, что с переменным успехом заглушал даже нагоняемые действием зелёного наркотика бредовые идеи, однако всё-таки не сводил его работу на нет. Кошке приходилось делать над собой усилия, чтобы сконцентрироваться на происходящем вокруг и поддержании себя в устойчивом положении, а не на ежесекундно рвущейся на ум навязчивой чуши – а ведь помимо того её внимание рассеивалось ещё и на мерзкое ощущение пропитавшей длинную шерсть и лениво стекающей по коже воды. "Н-да, нескоро же я обсохну…" – невесело заключила львица, с фырканьем тряхнув ушами, чтобы избавиться и от остатков воды, и от дождевых капель, что легонько тарабанили по её шкуре. Надо было найти какой-то кров и быстро, да только сил чтобы встать с места и двинуться на его поиски Драниру в себе не ощущала. Заметив, что её мысли всё больше блуждают непонятно где, она одёрнула себя и вновь пристально уставилась на чужака. Единственное, в чем она всё ещё твёрдо давала себе отчет – это в том, что потенциальный источник опасности совсем рядом с ней, и за ним надо следить. И она пыталась.
Бояться вздрагивающей от холода львице ох как было чего: взять, к примеру, последствия купания, которое могло обернуться медленной, мучительной смертью от хвори, лекарства против которой никто не знал. Или слабости, телесной, а теперь, благодаря действию проглоченных листиков, ещё и умственной, которая основательно облегчит задачу всякому желающему напасть на беззащитную самку. Но маячащий перед ней самец – зачем он только ей встретился, до этого всё же нормально было! – который вроде бы и не мылился причинять ей вред, но при желании мог сделать это в любой момент, всё ещё представлялся ей главной проблемой.
А вот почему этот чужак вызывает у неё такую доходящую до абсурда… не настороженность даже, упорное желание видеть его как можно дальше от себя, а лучше не видеть вовсе – вымокшая до шерстинки Ру не сказала бы наверняка сама.
От вспыхивающей на вдохах боли перед глазами у ёжащейся самки начинало плыть, но чтобы понять, что этот кот гораздо крупнее её, совершенно не требовалось присматриваться… Да что там, без того сейчас преимущество в силе было на его стороне, хотя, если зрение не лгало ей, он и тощ как ветка. Несостоявшейся утопленнице пришлось смириться: едва ли у неё выйдет продолжать отбиваться – долгий путь, ранение и попытки бороться с течением измотали полосатую вконец. Потому и сидела светло-бурая тихо, избегая шевельнуться лишний раз, шмыгая розовеньким носом да стараясь плотнее прижимать лапы к вымазанной грязевой жижей грудине и бокам в расчёте сберечь хоть немного тепла. По крайней мере пока этот самец послушался и как будто согласился её не трогать... Реши он иначе, и для дрожащей одиночки всё было бы куда хуже.
Но он всё ещё мог передумать, и даже сквозь пёструю пелену хаотично мечущихся в её голове безумств Ру-Ру это сознавала; вопреки тому, что светлошкурый выглядел этаким безвредно-неуклюжим созданием, несмотря на свои размеры вполне безобидным и даже снисходительным (он ведь выловил её из воды!), что-то – какое-то нутряное чутьё, должно быть – упрямо внушало бурой хоть умри не расслабляться в его присутствии, каким бы убедительно невинным тот не представал. Вот только бди не бди, а поделать с ситуацией она не могла ровным счетом ничего... Оставалось напряжённо следить за львом исподлобья опущенной от усталости головы, ожидая подвоха в любом движении и с замиранием сердца гадая, не взбредет ли ему обратиться против неё в самый неожиданный миг. По счастью, чужак отвлёкся на свою дурную цесарку, которая о чём-то с ним кудахтала, тем самым дав молодой знахарке несколько мгновений спокойного отдыха… А вот о чем там они говорили – на слежку ещё и за этим нынешней способности львицы к концентрации внимания уже не хватало.
И всё же назло чудовищной нужде в хорошем отдыхе и тепле Драниру слепо надеялась, что после нескольких минут сумеет достаточно собраться с силами, чтобы встать и убраться восвояси. "Несколько минут – это всё, что мне нужно. Совсем немного отдохну и можно будет уйти…" – убеждала она себя, однако ежели валерьяночный туман в голове и сдавал помаленьку – или так она думала – захваченные позиции, то боль, холод и слабость следовать его примеру не собирались. А заодно с опьянением проходил и болеутоляющий эффект, вынуждая хищницу коротко порыкивать вполголоса от усиливающихся ощущений в повреждённом боку. Полосатой смертельно не хотелось верить, что ей становится хуже, но она буквально оказалась поставлена перед этим фактом, когда всё её упрямство не помогло воспротивиться желанию расслабить передние лапы и улечься обратно в грязь: даже сидеть, опираясь на них, требовало энергии, которой уже не было… Пришлось идти на поводу у непокорного, отяжелевшего тела и со сдавленным урчанием боли не то осесть, не то шлёпнуться в размытую до состояния жижи почву. Какое-то время страдальчески кривящуюся самку занимало одно лишь мучительное жжение в многострадальном боку, но затем её внимание привлекла речь, звучащая в её сторону и явно обращённая к ней; вспомнив об опасном соседстве, враз вылетевшем у неё из головы, Ру-Ру велела себе разлепить плотно зажмуренные глаза, и сфокусировать взгляд на расплывающемся бледном пятне говорившего.
– …смерть неотъемлемая часть нашего земного существования… Все мы рано или поздно умрем, а чтобы смерть не наступила еще раньше положенного… – удалось различить ей в потоке разглагольствований самца. Следовало ответить что-то, сообразить что-то умное, чтобы потянуть время… Скептичное, и в то же время беспредельно усталое:
– Даладнаблять?.. – вот и всё, на что её хватило. Как бы плоха ни была белобрюхая, но то, что светлошкурый охламон с увлечением задвигал ей заезженную шаманскую дичь о неизбежном, она поняла с полуслова. Самые разные сорта таких, не совсем таких и совсем не таких проповедей Драниру успела вкусить где-то в тот же период жизни, что и молоко матери… ну и позднее их не стало в её жизни сильно меньше. Сегодняшняя не блистала новизной, вследствие чего лишилась едва завоёванного внимания молодой самки так же моментально, как приобрела – бродяга сочла, что стараться дышать как можно аккуратнее и тише ей гораздо интереснее.
Волна брызг с гривы отряхивающегося льва и вовсе не вызвала какой-либо реакции от погружающейся в небытие кошки: мало ли, с неба вон тоже накрапывало. Вдобавок, её голова была слишком неподъёмной, чтобы одарить льва недовольным взглядом. Львицу со страшной силой клонило в сон, притупляющую все её чувства подобно водной толще сонливость ничуть не отгоняли пёсий холод и очевидная непригодность лужи для ночлега. Она уловила, как что-то чуть слышно зазвенело, когда она опустила подбородок на перенасыщенную влагой землю, но от этого наблюдения отмахнуться было проще всего, легче, чем от холодка, прошедшегося по оголённому шраму. Несколько мгновений она шевелила ушами, сосредоточенная на производимом львом шуме, изредка поглядывала в его сторону, лениво приоткрывая то один, то другой глаз, но продолжать делать это ей хотелось всё меньше. Да и зачем? Он же просто что-то ищет, занимается своим делом в сторонке. Хотел бы добить её – давно б уже закончил с этим, верно?
Когда Деметрий приблизился к ней, чтобы оставить на всякий случай добытый им целебный корешок, Драниру уже почти не слышала этого – сон вступал в свои права, и угасающее сознание не могло бесконечно ему сопротивляться. Изнурение было слишком тяжело, чтобы ослабевший после заплыва запах постороннего самца насторожил её и сподвиг что-то предпринять, а аромат костероста, пробивающийся сквозь запах земли и вовсе был ей, знахарке и дочери знахарки, прочно знаком. – Держи. Поможет залечить ребра, если они все-таки треснули, – прозвучало совсем рядом, и такой опасной близости хватило бы, чтобы враз поднять здорового зверя на ноги.
Единственное, что она сделала – безразлично промычала что-то в ответ на слова, которые слухом про себя отметила, но рассудком абсолютно не засекла.
***
Взирая немигающими глазами на свою находку, таящийся в зарослях совсем неподалёку громадный питон совмещал наблюдение с раздумьем. Спешить и выдавать своё присутствие раньше времени ни к чему, а что именно ему следует делать с этой самкой, змею так до сих пор и не удавалось решить. Кошка, что без движения лежала под холодным и полным расчета взглядом рептилии, всё ещё не пришла в себя, но время от времени по остывающему телу желтовато-бурой самки пробегала отчетливо видимая дрожь. Храйракс догадывался, отчего так: хоть рассудок и не мог помочь львице, беспомощно распластанной на прохладной земле и иногда ёжащейся в редких попытках шевельнуться, тело её до сих пор отказывалось сдаться перед неизбежным и пыталось согреться, как могло.
Бесплодное упрямство. Как шептали душителю его чувствительные рецепторы, тело не справлялось, градус за градусом стремясь поравняться с температурой среды – а она возрастала едва-едва. Густой и чересчур длинный для здешних краёв мех львицы почти не высыхал в опустившимся на землю тумане, всё так же свидетельствуя о не столь давнем купании в водах бурлящего потока; вряд ли ли в подобном жалком состоянии так надёжно утеплённая шкура могла спасти коченеющую львицу от потери драгоценных крох тепла.
Мелочи, определявшие судьбу его будущей трапезы, занимали неподвижного Храйра в последнюю очередь, как неспособные ни на что повлиять. Сама или с его помощью, эта кошка скоро умрёт. Населявшие окрестности существа из числа её сородичей редко бывали склонны приходить на выручку чужакам, всякий здесь знал это наверняка... А больше никто и не рискнет без нужды заступать дорогу громадному питону – в одиночку уж наверняка. Насчет этого переживать гиганту было нечего. По сей причине никаких сомнений в исходе дня для молодой львицы он не испытывал. Рептилия обдумывала совсем иное: сумеет он проглотить свою добычу без фатальных последствий для себя, или же нет? Вот этот-то сугубо прагматический вопрос и интересовал ползучего охотника живейшим образом. Ему доводилось за свою долгую жизнь пожирать львов (мелких подростков и детёнышей, конечно же), но сейчас речь шла о немаленькой самке, и логика и опыт в один голос подсказывали, что тут Храйраксу не стоит и пытаться. Лопнет, аки надутая лягушка. Не на черепе так соблазнительно лежащей перед ним львицы, конечно, но где-то в районе плеч даже его безразмерная пасть определённо разойдется по швам. Да и тяжесть такого объёма съеденного гарантированно обездвижила бы змея на долгий срок, что означало для того чудовищный риск... Храйр это понимал.
Однако, вариант "взять и гордо проползти мимо накрытого стола" рассматривать от этого хотелось ничуть не больше. В сытые времена Храйракс давно махнул бы на доходягу голубовато-серым хвостом ради дичи помельче – и, очень возможно, к настоящему моменту насытился бы кем-то другим. А сейчас, в голодные чумные дни… Нынче такая замечательная находка (да еще и не тронутая чумой, судя по чистому от пятен светлому брюху!) сулила сытость и выживание на многие недели вперед. Из нежелания упускать славный куш скальный питон уже был готов разделить мясо самки с первым же теплокровным хищником, могущим разорвать её для него на более удобоваримые куски: редкая для создания с его нравом щедрость. Львы в качестве пищи костлявы, это верно, но его находка, верно, забрела сюда издалека – упитанностью и плавными очертаниями своей туши она не походила на местных котов. Ему всё равно хватило бы надолго даже части...
Ах да. Теплокровная ещё жива, и только что в очередной раз напомнила об этом, потревожив неторопливые змеиные раздумья. От чешуйчатого охотника жертву отделяли каких-то пара метров, и спровоцированный питон преодолел их без того, чтобы определиться с дальнейшими действиями: судорожные движения цепляющейся за жизнь львицы начинали раздражать, тем более, когда та бодренько засучила лапами. А ещё у нее донельзя "вовремя" прорезался голос, и она издала стон, дрожащий от муки. К неудовольствию колебавшегося с действиями питона, достаточно высокий и громкий, чтобы быть различимым в мерном рокоте полноводной стремнины. Тяжёлое и плотное тело в испещрённой узорами поблескивающей чешуе – метры и метры потока смертоносных мышц – тотчас покинуло жидкое зеленое прикрытие низких кустиков, плавно, но стремительно приближаясь к скорчившейся в луже вокруг неё львице. Храйракс не нуждался в привлечённой звуками компании. С него довольно и того, что здесь разит львами.
Дыхание давалось полосатой львице с видимой натугой – то и дело на вдохах её морду кривила болезненная гримаса. Ну, так змей как раз намеревался облегчить её страдания. Не от излишков милосердия в организме, разумеется... Хех. Ирония ситуации, при всей своей незамысловатости, отдалённо его забавляла, и ухмылка плясала на длинной щели змеиной пасти, пока он набрасывал на добычу свои тяжёлые кольца. Ощутив давление чужого веса, самка с измождённым ворчанием дёрнула головой и шкрябнула лапой по грязи, по всей вероятности, силясь опереться и привстать. Конечно, ей не хватило на такой подвиг сил – она даже не до конца пришла в сознание. Но от этого неловкого толчка зелёная паутина ожерелья на её шее издала тихий и вместе с тем отчётливый перезвон…
Внимание и взгляд напрягшегося змея моментально оказались обращены к источнику странного звука. Секундой позже оторопевший Храйракс мысленно проклял себя за самую идиотскую опрометчивость: истратив столько времени на принятие решения, он не дал себе труда изучить львицу попристальнее! Многие, мало ли не все теплокровные обитатели Африки были равны перед исполинской змеёй и тем непомерным презрением, которое он к ним питал; шаманы, до которых снисходили общением духи и небожители, входили в число немногочисленных исключений. Внутренне холодея, змей осознал, что только что чуть не умертвил одну из них. Неуверенность в том, стоит ли прикончить свою добычу в виду подвернувшейся возможности, весьма редко гостила в его голове, и растерянность внезапного и совершенно чуждого гаду осознания едва не заставила монструозную змею отпрянуть. Бережно поддерживая практически на весу груз своих лежащих поверх тела львицы колец из опасения ненароком повредить раненой самке, Храйр сдержался. Высоко подняв голову на мощной колонне шеи, он вгляделся в смутно поблескивающую на скудном свету капельками меди ажурную сеть из тончайших лиан, что оплетала плечи и шею отходящей в мир духов кошки. И с каждым мигом, что ползучий гигант смотрел на диковинное украшение, неосмотрительное решение добить эту полосатую представало для него во всё более зловещем, почти пугающем свете.
Добросердечная и веселая Ориша Рек в ярости ужасала ничуть не менее, чем её буйный супруг или мрачный сонм Самди. Храйракс чуть не прикончил её жрицу. Ошун щедро карала и за меньшее.
"Но эта львица умрёт и так", – затруднение снова воцарилось в рассудке змея, пытавшегося определиться наконец с тем, как ему надлежит поступить теперь, когда он знает, с кем имеет дело. Озадаченный Храйр сощурился. Стоило ли ему убраться подальше и оставить львицу её вполне очевидной участи? Этот вариант выступал довольно привлекательным с точки зрения голодного питона. Но, пожалуй, разумнее было бы постараться избежать мести Ориша, и оказать какую-никакую помощь этой мокрой кошке. Кто скажет наверняка, может, сваливший бурую самку недуг отнюдь не смертелен? Она не истекала кровью... Что, если на деле именно холод представлял большую опасность для теплящейся в ней искры жизни?
В этот раз Храйракс решал не долго. С его размерами не слишком сложно было укрыть дрожащую львицу расслабленными кольцами, чего питон не замедлил сделать, избегая давить своей тяжестью на вспухший участок шкуры поверх рёбер. Смертоносные мускулы змея стали часто-часто сокращаться и расслабляться, наполняя блаженным теплом всю протяжённость его длины – а с ней и пропитанный влагой до последней шерстинки стылый мех обессиленной самки.
***
Сколько времени она провела, лёжа в трёх шагах от края обрыва без проблеска сознания? Этот полуоформленный вопрос всплыл из глубины бурлящего омута лихорадочных мыслей далеко не сразу, но когда Драниру вновь обнаружила у себя способность связно мыслить – она сразу же задалась им. Тому предшествовало несколько минут пограничного состояния между бодрствованием и гнетущим пустым сном: кошка просто лежала, в полной отрешённости внимая ревущему, но вместе с тем дарующему ей странное умиротворение гулу беснующихся вод. Поначалу ей слышались в нём то отзвуки чьего-то заливистого, полного радости смеха, то гневного рыка, но они удалялись, пока не стали неразличимы вовсе. Что за перемены ни происходили в её сознании, вовне о них не сигнализировало ни единое движение. Так, часто моргая и жмурясь, будто в попытке вглядеться в затянутый белесой дымкой мир, внешне безучастная ко всему самка с течением времени постепенно приходила в себя. И наконец, она отдала себе приказ приподняться. Тело воспротивилось попытке. Оно не желало даже толком вдохнуть – каждый вдох всё ещё отдавался тупой болью в боку, и до львицы дошло, что теперь она избегает резких движений инстинктивно. Отяжелевший от избытка влажности воздух был изрядно прохладнее, чем можно было пожелать, и земля неприятно холодила бок, на котором всё это время покоилась светло-бурая кошка – однако параллельно с этим другая сторона её тела наслаждалась теплом чего-то основательно разогретого, словно прижатая к разогретому лучами солнца камню... Вот только жаркое солнце в сезон дождей нечасто выглядывает и в полдень. Не говоря уж о том, что не печёт при этом.
Помимо согревающего эффекта, непонятное нечто ещё и весило ох как до фига, да вдобавок придавливало её к земле. Данное открытие приходилось второй отчётливой мыслью одиночки по её пробуждении. Заинтересовавшаяся ей пуще прежнего, Ру зажмурилась и постаралась подняться снова – и на этот раз она напрягла для того все имевшиеся силы, рассчитывая не только сесть, но и столкнуть в конце концов с себя нежеланный, хотя и исправно греющий груз. Вопреки ожиданиям бродяги, тот не столько свалился, сколько стёк с неё, едва она начала принимать вертикальное положение. Обратив в его сторону и сфокусировав рассеянный взгляд, Драниру сразу поняла, почему. И вполне предсказуемо остолбенела, выкатив на увиденное глаза.
Не каждый день находишь фактически у себя на шее самое громадное питонище из когда-либо тобой виденных. Причем настолько редкостно миролюбивое, что оно мало того, что не пытается за милую душу тебя придушить, но вдобавок вежливо покидает твою бренную тушку, стоит ей изъявить убедительное желание подняться.
– Эй, серый... Странновато, что ты меня не удушил. – Нервозность, бессовестно сквозившая в привычном ей равнодушно-усталом и чуточку нагловатом тоне, отнюдь не приводила Ру-Ру в восторг. "Самка должна уметь держать лицо", – прозвучал голос Вуду в её голове, и севшая поудобнее Ру стегнула хвостом по луже, таким образом безмолвно спуская доходящую до отвращения неприязнь. Почему она вообще вспоминает её?! И как ей держать это самое лицо, если она еле сдерживается от того, чтобы не застонать или не свалиться от головокружения?
Не то что бы старая с*ка с плешивым от вечных блядок загривком была неправа... Не сводившая со змеи настороженно прищуренных глаз Драниру не имела понятия, почему та не добила её, имея для того уйму времени, зато чётко соображала: демонстрация слабости была бы худшей идеей дальнейшего поведения. К тому же, она пришла в себя, и уж против змеи-то – пускай и огромнейшей из всех, что встречались ей за её жизнь – могла за себя постоять!!! Несмотря на беспокоющее состояние рёбер, её когти и клыки были всё так же остры – змея должна бояться её больше, чем она боится её. Кроме того, по меньшей мере на дюжину полновесных шлепков её хватит – а вот насчет сколько-нибудь длительного и резвого бегства она не была так уж уверена в себе. Тревоги о том, что её состояние может быть серьёзнее, чем ей кажется, львица предпочла отложить до лучших времён. Дожидаясь ответа либо иной реакции от не озаботившейся даже минимально приемлимой дистанцией рептилии, она рассчитывала, что дело с ней действительно обстоит так.
Мгновения ожидания давно не казались ей такими тягостными. Свинцовый – мрачный, серый, тяжёлый – взгляд питона, устроившегося немногим более чем в паре шагов от неё, остановился на помятой, измазанной грязью морде, опустился ниже – к прикрытой ожерельем ровной розовой полосе.
– Ошшун не понрааавилось бы это. – Шелестящая, тягучая речь змея слегка удивила полосатую тем, как глубоко звучала. Кроме старухи Слаттерн, её очаровательной и милой ядовитой нянечки, Ру слышала не так мало ползучих отравителей и душителей – и никто из них не обладал хоть близко таким же низким голосом или привычкой растягивать гласные. Вдобавок, он не выдавал эмоций питона, тогда как ей хотелось угадать его намерения. Кофейно-карие глаза львицы наполнило удивление, когда она спохватилась о том, про кого говорит змеище. Ошун, Ориша Рек? Драниру знала все истории о могущественном духе вод – от пёстрых сказок до мрачных легенд о том, как та в наказание топила и поражала мучительными болезнями оскорбивших её глупцов! Но при чем тут была она, и к чему змея вспоминает духов, оставалось для полосатой одиночки загадкой.
– Она-то тут при чем? – Севшая поувереннее самка выпрямилась во весь рост и горделиво приподняла голову, дернув бровью. И нижним веком – увы, царственная поза не так легко далась ноющему боку… "Но ползучая тварь не должен заметить стиснутых зубов", – напомнила она себе, хотя, кажется, сейчас ей ничто не грозило.
Воспоминание о недавней компании светлошкурого чужака отозвалось неприятными мурашками, и Драниру потянула носом воздух, желая удостовериться в том, что поблизости его нет… Ну или в том, что он всё же где-то здесь (на самом деле нет, во втором случае ни хрена не желая удостовериваться, только и исключительно в первом). К вящему её удовольствию, львом поблизости не пахло.
– Ты задаешшшь невееерный вопроссс, жрицссаа, – испещренные бледными треугольниками пятен губы змея едва шевелились при его словах, а иссиня-серый взгляд, до того неотрывно прикованный к старательно имитирующей терминальную стадию собственной важности морде львицы, скользнул вниз. – Спросси лучшшше, при чшшём её нееет.
Скосив глаза вниз, Ру неловко покачнулась на разом ослабевших лапах и охнула. Удержаться в вертикальном положении ей удалось, но она так и осталась сидеть с глупо распахнутой от изумления пастью: вида хаотичного сплетения лиан, поблескивающих каплями медных самородков, с избытком хватило, чтобы поразить воображение молодой знахарки. Столь тонко сработанное украшение она видела лишь однажды, у одной из почитавших Ошун шаманок… "Как… Откуда оно взялось? Что это значит, Ориша чего-то от меня хочет?! Чего?! А тот смех и рычание, я едва не забыла про них – чьи они были?" – наводнившие рассудок львицы вопросы перетекали в тихую панику, доходящую до отчаяния. Ру позабыла о восхищении красотой ожерелья, о присутствии скального питона совсем рядом. Невероятное происшествие вдруг стало из фантастического пугающим: она не имела никаких дел с миром духов и не знала, что должна делать и как! У неё жутко болел бок, она не знала, что теперь с ней будет, поблизости мог тереться тот патлатый, и в довершение всего, теперь она что-то должна Ориша!!!
"С этим должна разбираться Вуду, а не я!!!"
– Ожерелье Ошун… Да. И я даже не понимаю… Что мне делать со всем этим… – Самка перевела угрюмый взгляд обратно на лишенное признаков эмоций змеиное рыло, будто рассчитывала получить от гада наводку… Подсказку... Что угодно, что могло облегчить для неё решение насчет дальнейших действий. Что за шутки! Она всегда с удовольствием перенимала у матери знания о травах, но никогда не интересовалась призывами духов и тому подобным – поглазеть на ритуалы она могла и без того, а пользы для себя никакой в том не видела. Если бы только она знала наперёд…
– Тебе можшшет дать отттвет другоой шшшаман. – В действительности, она ни секунды не ожидала от змеи ещё какого-то участия, и резко захлопнула пасть, когда получила от питона ответ. – Старшшше… мудрееее. Есссли, конечшшшно, ты ссспособнаааа найтиии егооо… Ссс твоими боляаачшшшками.
Ответ не пришелся ей по вкусу.
– С болячками? – бродяга негодующие сощурилась и даже подалась вперед, скалясь на каждом слове и мужественно игнорируя полыхающий бок. Скрыть, что насмешка чешуйчатого исполина задела её, львица даже не пыталась. – Я прекрасно разберусь со своими болячками! Детское дело! Даже в такой чумной дыре как эта я легко найду всё, что мне нужно!
Как можно аккуратнее и плавнее оторвав от земли основательно продрогший зад (что вышло с приятной лёгкостью и меньшей болью, чем она ожидала, хоть и выяснилось, что у неё одеревенела спина), бурая постояла пару секунд неподвижно, проверяя способность в принципе стоять. Выяснив, что, как и ожидалось, на ровном месте её не шатает, Драниру осмотрела себя и внимательно прислушалась к самоощущению бренной тушки. Вспухший в месте ушиба бок отбивал всё желание дышать нормально страхом растревожить, голова кружилась, вся выпачкана, словно в болоте ночевала – ах да-а-а-а, примерно так оно и было – и согреться бы!.. А ушиб ли с ней приключился вообще?..
Лежащий буквально у её лап корешок самка заметила чисто случайно и, недоумевающе хмуря брови, воззрилась на костерост, взявшийся тут непонятно откуда. В самом деле, как он оказался у неё под лапами и кто мог его… не змея же? Нет, не змея – следы когтей намекали достаточно толсто. Значит, тот лев? Догадка едва не настроила хищницу против того, чтобы вообще притрагиваться к корню, но здравый смысл и опасения за своё выздоровление перевесили. С величайшей осторожностью наклонившись, обнюхав и лизнув на пробу костерост, кошка не выявила в лекарстве никаких отклонений. Только после самого бдительного изучения она рискнула подхватить горчащее лекарство зубами, дабы тщательно сжевать – так, подстраховки ради.
– Ессссли ты хочешшь помочщщь сссебе, поишшшщи зссдессь, – низкое шипение удаляющегося питона не застал её врасплох на этот раз. Естественно, львица задалась вопросом, почему не менее грозный, чем лев, ползучий охотник помогает ей с такой готовностью, и помогает ли вообще… но куда бы он мог её заманить? Зачем? Её не атаковали при первой же возможности вот уже второй раз за сутки; откуда-то у неё на шее взялось ожерелье Ошун. Смысл после всего этого чему-то поражаться? Массивное, длинное тело толще её лапы, передвигающееся так непохоже на других змей – по прямой – с еле различимым шорохом уводило её прочь от воды, в которой она нашла украшение и чуть не потеряла жизнь; понуро ковыляющая за душителем Драниру обернулась, в глубине души надеясь, что от разглядывания едва не прикончившего её потока что-то из случившегося для неё прояснится.
Не прояснилось.
––––––––→ Бескрайние Луга
