— Я уже могу за себя постоять, а ты еще нет, в твоем возрасте я не убегал так далеко от прайда, - ответил Нео.
Такой ответ Амани немного вызвал недовольство. Откуда ему было знать, что она не сможет постоять за себя? Ведь если она была младше его - это ещё ничего не значило! Тем более в саванне не было много опасностей. А если бы было, то этот лес, скорее всего, не являлся бы территорией их прайда. Однако она не показывала на своей светлой мордочке своих чувств, да и огрызаться сейчас было бы глупо и бессмысленно. Во-первых, львица ничего не сможет ответить более старшему - он просто не послушает львёнка в силу её возраста, как это и делало большинство. Если бы она была постарше, то, конечно, можно было бы попробовать отстоять свою точку зрения... А, во-вторых, ей новые ссоры и конфликты не были нужны. Поэтому Амани лишь осталось промолчать и недовольно фыркнуть, однако она всё также продолжала следовать за львом и не отставать.
- Моя добыча уже кончилась, — вдруг продолжил Нео, — ты уже не первый львенок, которого я сегодня встретил, и прошлые два были голодны. Я попросил одну из охотниц отвести их в прайд. А теперь должен отвести и тебя. Серьезно, гиенами пахнет, если они где-то поблизости, мы можем быть в опасности.
Львица, шагая за ним, внимательно послушала и легонько кивнула. Что ж, Амани стоит поверить его словам. Даже если здесь были поблизости гиены, то, скорее всего, она их просто не почувствовала - вероятно у неё ещё был плохо развит нюх, поэтому ей следовало пока полагаться на более опытного льва. На всякий случай львица огляделась по сторонам, если вдруг увидит хищника. Но теперь её ещё заинтересовало, каких львят он ещё успел до неё повстречать. Как только Амани хотела открыть рот и об этом расспросить, в этот момент к ним подошла ещё одна маленькая, как Амани, львица. Та спросила Нео, где находился её мама, однако он тоже не знал, а Амани тем более. Второго львёнка звали Сиарой, и Нео ей тоже указал идти за ним домой.
Разногласую это немного смутило, так как её удивляло, почему он так стремился всех отвести в логово. В конце концов, это же не его были проблемы. Тем более она не заметила от него такого радостного желания общаться с младшими. Однако вопрос Сиары ей тоже вызвал не меньшее любопытство: и правда, что же случилось её матерью и куда она пропала? Поэтому изо рта Амани вылетел ещё один поток вопросов:
- А что случилось с твоей мамой? Почему она ушла?

Отредактировано Амани (22 Июн 2017 17:43:31)

Ндиди не находила себе место вот уже пару часов, стоило лишь солнцу начать опускаться ближе к земле, и львица отправилась на поиски своей маленькой подопечной. Да, своя семья и дети были важнее, но благо, материнский инстинкт у самки был развит отлично и позволить себе махнуть лапой на львенку Ндиди не могла. Сиара – пусть и вздорная, но маленькая самочка, сейчас могла быть в опасности, сама того не понимая и охотница спешила по следу, оставленному шерстью на траве и следами лапок на сухой земле. Еще молочный аромат шкурки Сиары был отличные ориентиром, нянька довольно быстро отыскала свою подопечную, стоило только выйти на её след. И, признаться, Ндиди была недовольна львенкой.

- Сиара, - львица довольно быстро подошла к самочке и взглянула на неё сверху вниз в привычным для старших, воспитательным и хмурым взглядом, пытаясь пробудить в голове подопечной осознание её проступка, - твои ясные глаза не смогли вовремя заметить приход вечера вокруг и заходящее солнце? О, Сиара, тебе одной нельзя ходить!

Стоп… Почти одной. Охотница повернулась мордой к Нео, молодому льву прайда Нари и попыталась успокоить в себе желание наворчать на самца за его еще детское поведение; он сам не так давно был львенком, должен знать, насколько опасна Саванна ночью и поздним вечером.

- Нео, надеюсь, что ты хотел отвести её к пещерам? – спрашивает Ндиди, дергая пушистым кончиком хвоста, - юная леди, - нянька снова вернула всё свое внимание к малышке, - пойдем отсюда скорее, уже давно должны были принести мясо. Ты наверняка голодна.

Ладно, по крайней мере, львята увлеклись друг другом. По крайней мере, Амани переключилась на новую жертву, засыпав ту вопросами. Сиара выглядела очень смущенной... и расстроенной?
Что ж, лев отлично понимал, как она себя чувствует, потеряв мать. А тут еще куча совершенно неуместных вопросов, пусть даже заданы они не со зла, а просто из детского любопытства. Но Сиара не готова была отвечать: судя по тому, как стремительно ее огромные глазищи наполнились слезами, она была готова разрыдаться прямо здесь.
И ему, Нео, между прочим, придется ее в этом случае утешать!
Перспектива была, прямо скажем, так себе. Уж лучше встретиться с той самой гиеной, чей запах он учуял — по крайней мере, там еще можно будет поспорить, кто возьмет верх. Со слезами, детские они или женские, самец дела не имел, а потому это пугало его похлеще, чем затаившаяся в кустах мамба. Клио, правда, частенько роняла слезу-другую, но так то сестра — это было делом более-менее привычным. Нео даже утешал ее пару раз, хотя и довольно неловко, вроде как по плечу похлопал или типа того... А что еще делать-то прикажете?
В общем, он был готов пообещать все на свете и в буквальном свете свернуть горы, только бы остановить неудержимый поток слез, готовящийся хлынуть на белый свет.
— Мы отыщем ее, вот увидишь, — прежде, чем он успел осознать, что наобещал и прикусить язык, непрошенные слова утешения уже были сказаны вслух; черногривый досадливо клацнул челюстями.
Надо же было таким тупым оказаться. Хотел он того или нет, а Сиару обманул — и это не тот обман, который так запросто забудется. Где он ее мать отыщет, если весь прайд до сих пор не отыскал?
Впрочем, появившаяся поблизости львица спасла его и от оправданий и от того, чтобы нагородить еще больше бесполезных обещаний. Сиара жалобно ойкнула и, к счастью, сдержала слезы. Самка же приближалась к ним стремительно, и вид имела весьма суровый. Кажется, львятам грозил строгий выговор — и ожидания Нео вполне оправдались. Подойдя ближе, Ндиди, — теперь черногривый ее узнал, — разразилась гневной тирадой.
— Сиара! Твои ясные глаза не смогли вовремя заметить приход вечера вокруг и заходящее солнце? О, Сиара, тебе одной нельзя ходить!
Самец незаметно подмигнул Амани: видишь, мол, говорил я тебе — нельзя шляться одной по лесу. Он и сам испытал давно забытое ощущение: будто сейчас и его отругают.
— Нео, надеюсь, что ты хотел отвести её к пещерам? — строго и требовательно осведомилась Ндиди, будто только теперь осознав, что Сиара не одна, а в компании молодого льва, — Юная леди. Пойдем отсюда скорее, уже давно должны были принести мясо. Ты наверняка голодна. — даже толком не дождавшись ответа, она вновь обратилась к своей воспитаннице.
Хотя лучшим выбором было бы промолчать и просто передать обеих малышек под опеку самки, как ранее он поступил еще с парой сбежавших из логова львят, Нео все же решил вмешаться и объяснить происходящее.
— Все в порядке, Ндиди, — он произнес имя львицы с некоторым нажимом; хотя она была старше его, черногривый все же уже не львенком был, чтобы ему читали нотации, — никто из них не пострадал. Я случайно наткнулся на них в лесу, и теперь мы все возвращаемся к логову.

Это было уже слишком.

Заслышав сердитую, даже откровенно взбешенную реплику Акасиро, столь неосторожно брошенную ей в затылок, темная аж замерла в немом потрясении, далеко не сразу отреагировав на слова старшей подруги. Но лишь на долю мгновения — сестра Нари все еще продолжала говорить, когда Шай уже молча повернулась лицом к ней, с неверящим видом глядя ей в глаза. И чем дольше она так смотрела, тем явственнее на ее морде проявлялось выражение едва контролируемого бешенства: определенно, Акаси сильно перегибала палку, и если сперва Шайена принимала это как вполне справедливый упрек в свою сторону, без лишних выкрутасов попросив прощения за все случившееся, то теперь она, наоборот, была готова плюнуть на чувство вины и, в свою очередь, крепко рыкнуть на соплеменницу в ответ. Просто чтобы та не путала горизонты и не смела упрекать ее в том, что она якобы не может уследить за своими родными детьми: уж кто бы говорил, милая! Или, быть может, ей стоило напомнить о том, что не так давно случилось с бедняжкой Тейджой? Если кто-нибудь и мог учить Шайену уму-разуму, обвиняя ту в неспособности углядеть за собственным потомством, то это явно была не Акасиро.

— Закончила? — ледяным тоном поинтересовалась Шай, каким-то божественным чудом удержавшись от встречного выпада, все также разъяренно взирая на песчаную львицу в ответ — все-таки, прошли те времена, когда в анусе неконтролируемо свербило от острой необходимости вякнуть какую-нибудь гадость или просто от души ужалить собеседника в его самое больное место. Кажется, и сама Акасиро поняла, что не стоит вступать в очередную бесполезную склоку, так как несколько раз подряд глубоко вздохнула, явно желая успокоить взвинченные нервы. Когда она заговорила вновь, ее голос уже не срывался на хриплое рычание, но звучал все также жестко и решительно — Шайена, в свою очередь, слушала ее с выражением сумрачного, грозного ожидания. Если бы только Акаси еще раз попыталась сказать что-нибудь про хреновые методы воспитания сыновей Бастардки, Шай наверняка бы не выдержала и залепила ей смачную оплеуху, благо, лапы уже вовсю чесались от нетерпения; но, к счастью, ее приятельнице хватило ума контролировать свою речь. — Я и не собиралась просить о том, чтобы прайд закрыл глаза на его поступок, — огрызнулась зеленоглазая все также угрюмо. За кого Акасиро ее принимала? Может, она и совершила явную глупость, из отчаяния сунувшись на территории родного королевства, но унижаться и молить Нари о прощении Тода львица не собиралась. Хотя бы потому, что она тоже по-своему любила Рохшар, и высоко ценила ее помощь, так как частенько в ней нуждалась, а убитая никогда и ни в чем ей не отказывала, с огромным удовольствием перенимая на себя заботу о чужих детенышах. И как у Тода вообще могла подняться лапа на ту, что нянчилась с ним чуть ли не с поры образования прайда? Вне всякого сомнения, ее сын совершил ужасное злодеяние, и Шайена не была уверена в том, что когда-нибудь сможет его за это простить. Возможно, если бы он остался у Килиманджаро и держал ответ за совершенное им преступление, Шайтан и рискнула бы сунуться к Нарико с просьбой о смягчении приговора, но Тод бежал (во многом не без ее помощи), и теперь Шай ничем не смогла бы ему помочь, даже если бы очень сильно этого захотела. Если Нари пошлет за ним погоню... или тот сам вернется к границам... как она сумеет его защитить?

"Ты даже не представляешь, насколько это тяжело, сестрица," — устало подытожила Шайена, отрешенно пронаблюдав за тем, как Акасиро с утомленным видом прикидывает что-то в уме. Признаемся честно, Бастардка не шибко вслушивалась в ее дальнейшую речь — это, разумеется, очень хорошо, что сюда рано или поздно явится патруль, гиены не посмеют вернуться сюда и снова напасть на Маро, но Шай в любом случае осталась бы рядом с ним. Просто потому, что не могла поступить иначе: этот тетеря рисковал собственной шкурой, чтобы спасти ее, даже несмотря на то, что она яро сопротивлялась подобной опеке... Да, это было глупо, сунуться между ней и Скаром, но именно благодаря этому Шайена сейчас не хромала куда-то, позорно истекая кровью из нескольких глубоких продольных порезов на морде, вполне возможно, что и одноглазая — кажется, ее папаша не особо заботился о том, чтобы сохранить зрение своей единственной уцелевшей дочурке. Хренов психопат. Шай невольно бросила еще один долгий, беспокойный взгляд на Маро: Акасиро и Мадара не знали этого, но ее "телохранитель" потерял уже немало крови за то время, пока сломя голову носился по мрачным, иссушенным пастбищам, в этом и была главная причина его "предсмертного" состояния. Чем дольше они с Акасиро мило беседуют за жизнь, тем хуже чувствует себя несчастный лекарь, поэтому Шайена предпочла бы поскорее отвязаться от этого разговора... Ну ладно, не только поэтому. Ей в принципе не нравилась реакция Акаси, хотя у последней и были причины на такое поведение; и тем не менее, Шай не желала больше слушать ее сухие упреки в свой адрес. Пусть брата своего в шеренгу строит, да сыновей, а Шайену и ее семью воспитывать нечего — сами как-нибудь разберутся. И уж тем более не стоит ее поторапливать, чай, не тупица и помнит про младших, вернется к ним сразу же, как появится возможность. Ну не могла она, простите, вот так легко и просто закрыть глаза на чужие раны! Рыжегривый самец пострадал в первую очередь из-за ее идиотизма, и если был среди них пятерых кто-то, больше всех желавший вступать в словесную баталию со Скаром, то этим львом мог быть кто угодно, но только не Маро. Вполне возможно, что Шайена рано или поздно высказала бы эту мысль вслух, заодно раздраженно подпихнув Акасиро мордой в худой круп, чтобы поскорее увела Сараби в безопасное место, но... Акаси вновь опередила темную, напоследок сообщив ей еще одну поистине шокирующую новость, к которой Шай была, мягко говоря, не совсем готова.

— Чо-оо? — только и смогла растерянно выдохнуть дочь Скара, с донельзя глупым и ошарашенным выражением морды уставясь в морду соплеменницы. Кто, черт подери, еще из ее детей успел наломать дров в ее отсутствие?! Все-таки, она хорошо знала своих львят, ну, или думала, что очень хорошо их знает, но те каким-то образом умудрялись преподносить ей все новые и новые пренеприятнейшие сюрпризы, от которых у бедной самки аж глаза на лоб лезли.

"Я уже совсем ничего не понимаю!..." — как-то даже беспомощно подумала Бастардка, невольно бухаясь задницей на грязную траву — лапы предательски дрожали под грузом навалившихся бед, и, честно говоря, сейчас Шайена была как никогда близка к тому, что развернуться и сломя голову броситься в обратном направлении, умоляя Скара треснуть ее еще разок, да посильнее, чтобы наверняка убедиться в том, что вся эта дрянь ей не снится. Или, наоборот, с блаженным выражением морды прилечь отдохнуть на землю и в принципе ни о чем больше не думать... — "И отказываюсь в это верить!" — львица в глубочайшем смятении отпустила морду к земле, из последних душевных сил силясь принять и осмыслить сказанное, но затем ее взгляд вновь метнулся к холодным, ярко-голубым глазам Акасиро. Дьявол тебя разрази, ты опять начинаешь?!

— Умолкни наконец, — едва слышно пророкотала Шайена ей в лицо, и в этом тихом, едва сдерживаемом рычание было куда больше ярости и угрозы, чем в любом ее самом громогласном выкрике напополам с реками неблагозвучного гиеньего мата. — Не смей говорить мне такие вещи, если не хочешь вконец испортить наши с тобой отношения! Не тебе учить меня тому, как мне нужно воспитывать своих детей... Тод совершил ошибку, но он хотя бы жив и здоров — а сколько львят сумела сберечь ты, Акасиро? — ее собеседница молча отвела взгляд, переваривая услышанное. Да, слова Шайены звучали чересчур жестоко и не вполне справедливо, но она не была намерена и дальше унижаться перед кем-либо, слушая о том, как она, на самом деле, должна себя вести по отношению к своим родным детенышам. В конце концов, даже то, что она сбежала на Земли Гордости и подвергла свою жизнь смертельной опасности, не давал Акасиро право так с ней разговаривать. Они обе уже взрослые и самостоятельные львицы, и Шайена никогда не позволяла себе говорить плохо о ее семействе или утверждать, что ее соплеменница плохо смотрела за своими малышами.

С другой стороны, никто из детенышей Акасиро никогда не причинял прайду таких проблем, как это сделал Тод.

"Может, Акаси права, и из меня действительно никудышная мать," — устало подумала Шай, с кислым видом провожая взглядом уходящих львов. — "...но я никому не позволю так обо мне говорить!" — Сараби ласково улыбнулась ей напоследок, словно бы желая подбодрить, и темная не без усилия скривила губы в ответной задорной гримасе — мол, да не переживай, тетушка, и не в таком дерьме плавали... А может, и не плавали, но больше Шайена никому не желала признаваться в своей слабости. Хватило реакции Акасиро, вот по самые гланды... Отвернувшись, Шай молчаливо приблизилась к поджидавшему ее Судье, даже не глядя на последнего. Как ни странно, сам филин тоже не стремился завязать с ней разговора, лишь утомленно, по-старчески покачав массивной пернатой головой, мол, эх вы, молодежь! — после чего развернул свои огроменные крылья и тяжело поднялся в воздух, показывая Бастардке дорогу к нужным кустам. Лишь только они приблизились к месту сбора лекарства, Судья, наконец-то, подал голос, указывая львицы на нужные ему целебные растения; Шайена без лишних препирательств сорвала пастью несколько раскидистых веточек и все также молча понесла их обратно к Маро. Оказавшись рядом с тяжело вздыхающим самцом, Шай осторожно опустила найденные ею листья на землю перед самым его носом, после чего, помешкав, едва ощутимо потыкала льва когтистой лапой в густо обросший гривой висок.

— Эй... эй! Проснись, — Маро что-то слабо пролепетал непослушным языком в ответ, после чего с видом заспанного школьника отвернул морду в противоположную сторону. Ну, вот еще! Даст она ему поспать, как же! — Вот только не вздумай помирать в мою смену, ты, увалень, — сердито забурчала Шайена, теперь уже сразу двумя передними лапами тормоша лохматую голову "пациента", буквально раскачивая его из стороны в сторону. Поняв, что и этот метод не канает, львица приблизила морду к чужому уху и рявкнула теперь уже в полный голос: — ПРОСНИСЬ!!

Стоило видеть, с каким очумелым видом Маро подскочил на своем месте, едва не отбросив Бастардку крепким ударом лба по подбородку! Шай аж прошлась задом наперед, лихорадочно балансируя на задних лапах, после чего со сдавленным ругательством бухнулась спиной в кусты, подняв жуткий треск и спугнув пару сонных пташек, как видно, устроившихся там на ночлег.

— Да ты издеваешься...!

Острые древесные сучки и вездесущие листья упрямо тыкались ей в морду, словно бы злорадствуя над неуклюжим падением — равно как и этот чертов филин, не удержавшийся от легкой подначки в адрес глухо чертыхавшейся львицы. Шайена ответила ему очередным витиеватым ругательством, сдавленно посоветовав пернатому горе-помощнику отправиться прямиком в мамашкино яйцо, но Судья вряд ли ее услышал. Оставив красношкурую в покое, птах деловито поскакал обратно к своему воспитаннику, заботливо осведомляясь о его самочувствии и предоставив Шай самостоятельно выбираться из проклятых кустов. Что она и попыталась сделать, в процессе многократно цепляясь шкурой за окружавшие ее ветки — те словно бы не желали выпускать ее из своих гостеприимных объятий.

— Глупый, волосатый, толстозадый, неуклюжий, бестолковый... — то и дело слышалось ее усталое бормотание из глубин зарослей напополам с грубым, отчетливым треском и шорохом зеленой листвы. Однако когда в сторонке раздался еще один, точно такой же громкий щелчок, как если бы чья-то лапа с размаху наступила на сухой прутик, наполовину вывалившаяся из кустарника Шайена тотчас настороженно замерла, бросив обеспокоенный взгляд в темные глубины саваннового леса, уже наполовину погрузившегося в холодный вечерний сумрак. Как выяснилось, не зря: уже в следующую секунду, из-за деревьев вышло два крупных львиных силуэта, в которых Шай довольно быстро признала своих соплеменников. Очевидно, это и был тот самый патруль, о котором упоминала Акасиро... Расслабившись, Шайена позволила себе отвернуться и вновь с ворчанием сосредоточилась на том, чтобы высвободить застрявшие в ветвях шерстинки.

— Шайена? Это правда ты? — подошедший к ней рослый самец со спутанной угольно-черной гривой с недоверием оглядел Бастардку с головы до лап, будто сомневался, что сие видение материально. Львица звучно фыркнула в ответ и, дернув головой, позволила внушительных размеров ветке с шорохом накрыть морду ее собеседника.

— Сюрприз, твою мать, — пока Арифу шумно отплевывался от угодивших в пасть листьев, его спутник, Ашабу, с любопытством выглянул из-за спины товарища, смерив Шай еще одним, отчасти изумленным, отчасти подозрительным, а отчасти восхищенным взглядом.

— А мы-то думали ты померла, — в конце концов, радостно объявил он, на что тут же получил крепкий шлепок хвостом. — Эй, ну правда же...

— Отучайся говорить вслух все, что приходит в твою дурную голову, — негромко проворчал Арифу, отступая на шаг назад и окончательно становясь рядом со своим приятелем. Оба льва синхронно повернулись в сторону раненного и какое-то время молча его изучали, не спеша подходить ближе. В конце концов, Арифу вновь подал голос, едва заметно покачав косматой головой: — Видок у него не очень. Не тот ли это лекарь, что спас сына Нари из водопада? Что с ним стряслось?

— Гиены, — нехотя ответила Шайена, понимая, что так или иначе должна оправдать ужасное состояние Маро. Хотя, по правде говоря, ей не очень-то хотелось обсуждать случившееся... Патрульные ожидаемо напряглись с ее слов, это было хорошо заметно даже в сгущающейся тьме.

— Гиены? — эхом повторил Ашабу. — Где вы, черт возьми, их отыскали? Мы никого не встретили по дороге сюда.

— И не встретите, — успокоила самца Шай, к тому времени, окончательно высвободившись из кустарникового плена и от души встряхнувшись. — Они остались за границами наших владений. Да, мы выходили за их пределы... Акасиро уже знает об этом, а значит, и Нари тоже скоро будет в курсе. Можете спокойно продолжать патруль, я позабочусь о его ранах.

— Вечно ты влипаешь в неприятности, Бастардка, — Арифу показательно возвел очи к небесам, после чего беспокойно нахмурился, переведя взгляд на Маро. — Ты уверена, что сможешь ему помочь? Может, нам позвать Такиту?

— Тебе бы и самой неплохо показаться лекарю, — поддакнул Ашабу. — У тебя такой видок, будто за тобой полсаванны гналось галопом.

— Все будет в порядке, здоровяк, нам обоим просто нужен отдых, — Шай слегка передернула плечами, после чего, немного помолчав, добавила: — И пожалуйста, не называй меня так больше, Ар, — львы переглянулись, вопросительно приподняв брови, после чего Ашабу расплылся в легкой, насмешливой улыбке.

— Ты сегодня как-то не в духе...

— Я всегда не в духе, — огрызнулась Шайена, впрочем, без особой злобы или агрессии. — Идите куда шли... — и львица медленно двинулась по направлению к Маро, опустив морду к земле. Соплеменники изумленно уставились ей вслед, не торопясь уходить, но затем все же послушно двинулись дальше, на ходу перешептываясь.

— Что это с ней?

— Да черт ее знает, Аш. Может, просто устала, время-то уже позднее.

— Может, не будем отходить слишком далеко? Вдруг им понадобится наша помощь?

— Если так, то нам дадут об этом знать на расстоянии. Не забывай, у нас есть обязанности, мы не можем торчать здесь всю ночь напролет.

— Ну, раз ты так говоришь... — остановившись, Ашабу обернулся и крикнул им на прощание: — Эй, Шайтан! Если вдруг что — мявкни во всю глотку, как ты умеешь!

— Да пошел ты в задницу! — не удержавшись, нарочито сердито завопила красная ему вслед. Удовлетворившись таким ее ответом, патрульные дружно заухмылялись и уже гораздо спокойнее потрусили дальше: такая Шайена была им куда ближе и понятнее, чем та хмурая, понурая и безумно усталая львица, с которой они только что столкнулись. Сама Шай еще какое-то время глядела им вслед, а затем молча отвернулась обратно к Маро, погасив привычные огоньки задора в глубине ядовитых зеленых глаз. Теперь-то она, наконец, могла сосредоточиться на главном, а именно — на лечении пострадавшего по ее вине травника.

— Ты все проспал, — сообщила она Маро, останавливаясь рядом с ним и в который уже раз критично рассматривая его раны. — И битву за Килиманджаро, и восстание черных муравьев, и нашествие танцующих слонов-каннибалов... Да лежи ты, дурень, — заметив, как ошеломленно дернулся ее знакомый, Шайена тут же накрыла лапой его растрепанную макушку, едва не утопив когти в мягком, припорошенном пылью облаке темно-рыжего меха. Ничего себе, какая объемная шевелюра... Не будь ситуация столь серьезной, Шай наверняка бы от души пожамкала чужую гриву, но сейчас ей было совсем не до того. — Я просто пошутила... спокойно. Не дергайся, — дождавшись, пока Маро расслабит все свои литые мышцы — или это был жир? у таких здоровяков хрен разберешься, что там перекатывается под шкурой, такие они все из себя округлые и плавненькие, вспомнить вон Муфасу хотя бы, — Шай убрала лапу и покосилась на пристроившегося рядом филина. — Что мне делать? — заслышав ее вопрос, Судья тотчас расправил свои огромные растрепанные крылья, встряхнув ими на манер старого матерого хирурга, и деловито прищелкнул клювом, готовый раздавать необходимые указания. Вслушиваясь в его монотонную, скрипучую речь, Шай послушно взялась за одну из принесенных ею трав... затем выпустила ту из пасти и потянулась ко второй — но фамильяр и это лекарство счел ее неподходящим, заставив львицу поочередно перебрать каждую веточку, подыскивая более-менее сносный вариант. — Да определись ты уже, — не удержавшись, рыкнула Шайена: она и в обыденной-то жизни не отличалась особым терпением, а тут какой-то пернатый шар осмеливался критиковать ее выбор! Судья, впрочем, ничуть не впечатлился ее выпадом — приподняв крыло, он звучно отвесил самке крепкого подзатыльника, отчего у последней чуть было глаза из черепа не выпали. Не от самого удара (в конце концов, насколько сильно могли ударить перья?), но от столь вопиющей, не поддающейся описанию наглости филина. Маро негромко застонал от боли, и Шайена невольно отвлеклась на его бедовую персону, осознавая, что сейчас не время спорить или артачиться. Помощь и так запаздывала, не хватало еще, чтобы несчастный лев откинулся прямиком у нее на лапах, в окружении аж двух "врачей" и всех необходимых лекарств.

"Не может быть, чтобы в такой здоровой туше оставалось так мало крови," — раздраженно подумала Бастардка, тщательно пережевывая выбранные Судьей листья, горькие и неприятные на вкус. — "Все вы самцы одинаковые... Готовы упасть в обморок даже с самой крохотной царапинки!" — выплюнув получившуюся кашицу на землю, Шай вновь угрюмо зыркнула на филина, ожидая его дальнейших приказов... а затем едва не поперхнулась услышанным. Что-что?! Вылизывать чужие раны?!

— Я согласилась приглядывать за ним, но не подтирать ему задницу язы... Ай! — еще один скользящий подзатыльник, и Шайена едва не прикусывает собственный язык. — Да хватит! Еще раз так сделаешь — крыло оторву! — нехотя привстав со своего места, львица угрюмо нависла над кровоточащим плечом травника, взглядом оценивая площадь грядущих умываний. Ладно... в конце концов, не так уж это было и страшно. Наверное... Скривившись, Шай подхватила языком немного зеленой жижицы у себя под лапами и, помешкав, попыталась нанести ее на чужую рану. В тот же миг, все тело Маро сотрясла невольная судорога боли, и лев раскатисто прорычал что-то сквозь плотно сомкнутые зубы. Такая реакция пугала... Шайтан отвела уши назад, борясь с охватившей ее робостью, но затем сердито насупилась и еще раз упрямо провела шершавым языком вдоль одного из глубоких полузасохших порезов, не только снимая корочку присохшей крови и грязи с оголенной плоти, но и размазывая по ней лекарство. На сей раз, прикосновение ее было гораздо более мягким и бережным, даже нежным — она вспоминала о том, как порой вылизывала своих новорожденных детенышей, и старалась действовать столь же аккуратно. Кажется, это подействовало: лев отчасти расслабился и прекратил грозно урчать против собственной воли, однако ему все еще было ужасно боль. Это было хорошо видно по его подергивающейся, напряженно сморщенной переносице...

— Ну, тише, — негромко произнесла темная, собирая языком очередную порцию кашицы и вновь нанося ее на пульсирующую, сочащуюся кровью рану. — Потерпи... тут совсем немного, — не придумав ничего лучше, Шайена тихо, едва различимо замурлыкала, словно мать, утешавшая капризное дитя. Едва ли Маро, конечно, отреагирует на эту слабую вибрацию, волнами передающуюся от одного тела к другому, но все-таки...

Темный настороженно приоткрыл один мутный глаз, покачиваясь в положении лежа, наблюдая за быстрым приближением самки к его распластавшемуся по жухлой траве телу. Судья тоже с интересом следил за беседой львицы и ее сопрайдовцев-патрульных, что своевременно подгреблись после ухода Акасиро, Сараби и их молчаливого спутника, притихнув рядом со своим воспитанником и утопив крючковатый клюв во взъерошенных перьях.
В отличии от сонного и вялого, уставшего самца, его фамильяр был свеж, бодр и полон сил. Он прекрасно запомнил каждую фразу, каждый жест. И у него уже скопилась куча вопросов к этой рыжешкурой особе, из-за которой, как считал филин, было слишком много проблем. Кажется даже патрульные львы уже то и дело, простите, ждут, когда эта невезучая особа себя на кол посадит такими самоубийственными порывами. То она с откоса мячиком в пропасть улетает, то лезет на чужие территории, то дурным голосом на папашку, у которого явно не все дома, орет, подставляя добродушного защитника-лекаря под удар.

Судья хмуро свел на переносице свои пышные, кустистые брови, что отдельными, длинными косматыми перьями торчали в разные стороны, сумрачно взирая на Шайену со своего места. Шумная. Взбалмошная. С такими слишком много возни и неприятностей, и никакой должной отдачи, как с малым дитем. И о детях... к слову... У нее их аж  тринадцать штук, и откуда?!
По мере приближения львицы, филин едко прищурил свои огромные, оранжевые глаза, оценивающе пробежавшись взглядом по поджарой фигуре Бастардки, пытаясь определить, сколько же этой барышне красавице годков то. Три, или четыре, не намного же она старше его мальца-дуралея. Если один из сыновей настолько взрослый, что смог бросить вызов их тамошнему лидеру... Пернатый ничего не знал о жизни красношкурой львицы, не знал ее истории и то, какая она воспитательница и мать, где ее супруг и что вообще происходит - ему было, разумеется, глубокое и честное "плевать". Но того, что он увидел и услышал, старику хватило, чтобы понять, что связываться с этой барышней - себе дороже. Судья тревожно посмотрел на искусанного и исполосованного Маро - конечно его родной здоровяк даже и не думает, в какую жопу он себя втянул. Он слишком честен, прост и наивен для этого. Государственные перевороты. Дочь "вражеского" лидера, у которого нашелся персональный зуб на шкуру бедолаги-травника только потому, что тот с дуру защитил этот красный всполох с зелеными глазищами-фонарями.

- "Хватило уже спасенного из водопада мальчишки, за что тебя в благодарность отправили якшаться с красной буйной особой, а потом еще под гиен подставили и оставили тебя, раненного, глупого героя здесь. Высокомерные и неблагодарные кошки," - посторонившись, Судья пропустил Шайену, волокущую в пасти ворох только что сорванных лекарственных трав. Следует все же обсудить с Маро, когда тот более-менее придет в себя, что то, что он так жопу рвет ради чужого прайда, того явно не стоит.
Надо уходить.

- Что? - нервно дернул головой лекарь, повинуясь голосу львицы и растерянно уставившись своим единственным видящим глазом в ее скептически скривившуюся мину, и тут же послушно шлепнулся подбородком в землю, уместив покореженную морду между вздрагивающих передних лап, повинуясь плавному нажатию самки. Честно говоря, ему сейчас было совсем не до шутеечек. Запекшаяся кровь неровной коркой покрывала нервно вздымающийся и опадающий выпуклый бок самца, его широкое, исполосованное когтями Таки плечо и прочно прилипла к правой стороне морды, склеив и вечно неровно спадающую рваную челку. Какие уж тут слоны-каннибалы, родная...
Судя по всему его сейчас будут лечить.
И хотя самец не просил Шайену оставаться рядом с ним, а предпочитал, чтобы львица ушла вместе со своими сопрайдовцами домой, в конце-концов ведь именно ради этого все это было, ради ее возвращения живой и здоровой к своей семье, тем не менее Маро не был гордецом и дураком, чтобы отказываться от помощи, которая ему действительно была нужна. Он довольно долго терпеливо ждал, стараясь снова не провалиться в бессознательное состояние, смешно, кучкой уткнувшись переносицей в рыхлую, влажную почву, а дождаться пока его спутники займутся обработкой его ран и закончат это дело. Зная дотошность и придирчивость Судьи, такой долгой задержке и подготовлению он ничуть не удивился... в отличии от Шайены, которая все больше и больше поражалась откровенной наглости и хамству старика-филина, который, сидя рядом на ветке, вел себя ну точно старый профессор обучающий молоденькую неумеху-аспирантку. Бери это, да делай то...
Да не возникай глупая.
Делай, жуй, раскладывай и мажь, раз уж сама вызвалась помочь своему спасителю с его ранами. Мы сделаем из тебя настоящую медсестру, солдат!

- Чего плюнула то, - недовольно поинтересовался у львицы Судья, возмущенно уставившись на доморощенную мазь, теперь непривлекательным видом жеванной травы растекшуюся по соломе на земле, - бери обратно в пасть, и по ранам распределяй, разлизывая языком. У вас в прайде два лекаря торчат, не видела ни разу как они это делают что ли?
- Судья... - сипло пробормотал Маро, приподняв усталую голову и недовольно покосившись зрячим оком на своего спутника. - Если она не хочет...

- Взялся за гуж - не говори что не дюж, слышала такое? - Филин без страха, самоубийственно звучно хлопнул Бастардку крылом по затылку. Вот уже второй раз за последние минут десять. И еще хлопнет, не сомневайся, дорогая! - Ему не нужна баба которая будет за ним "приглядывать". Ему нужен кто-то, кто ему действительно поможет. И будет лечить! - Отозвался на злобное рычание самки пернатый, сложив крылья и невозмутимо распушив перья на груди, не отводя пристального взгляда от львицы. Когда Ро несчастно дернулся всем телом и плотно сжал губы, подавляя глухое болезненное, и столь редкое для него рычание, заметив, какое впечатление это произвело на Шайену, Судья плавно спикировал вниз, очутившись рядом с оробевшей охотницей, но ничего не сказал. Не отступилась... Упрямая значит.
- "И смелая," - с невольным уважением подумал филин, когда львица уже куда более уверенно занялась ранами своего нового знакомого, аккуратно, массирующе разлизывая сочащиеся кровью рваные края недавних ран, покуда ее огромный пациент с тяжелым дыханием то и дело вонзал когти в дерн, вспарывая его, и сразу же старательно пряча их обратно, дабы не напугать нежно мурлыкающую над ним Шай.

- Ты большая умница, спасибо тебе, - тихо просипел травник, дождавшись, когда его невольная врачевательница пристроиться чуть выше, перекинув свои жилистые лапы через его широкие конечности, и начнет мерно разлизывать его щекастую, всклокоченную, исцарапанную физиономию. В этом было что-то теплое и умиротворяющее.  И успокаивающее. Да и боль постепенно сходила на нет, благодаря стараниям Бастардки. А ведь Шайена действительно, на радость довольно ухающему рядышком Судье, делала свое дело очень старательно и внимательно, - Наконец-то я вижу кого-то, кто не делает все тяп-ляп, как это привык делать ты, балбес. - Обратился фамильяр к расслабленно опустившему веки льву.

- Однако, хочу предупредить тебя, красавица, - Судья снова нахмурился, подсев к вылизывающей лекаря самке, и нахально взобравшись ему на побитую макушку, усевшись на ровном, лысом пятачке выдранной гривы, отлично прикрывая то место своей пятой точкой. Дождавшись когда Шай прервется от своего увлекательного занятия и посмотрит на него, Судья звучно щелкнул клювом, - Я, конечно, не лев, но я все прекрасно понимаю, вижу и слышу. Если у тебя и впрямь такие агрессивные детки, уж не обессудь, коли они будут угрожать Маро - я выцарапаю им глаза. Или еще что-нибудь. Просто чтобы ты была в курсе. Этого оболтуса, - он потоптал когтистой морщинистой пяткой по затылку Ро, - Я воспитывал с малых лет побольше, чем его родная семейка, и я не дам его в обиду, подруга. Кстати тебе то сколько, дорогуша? Ты не выглядишь ровесницей той пожилой королеве-изгнаннице, с таким-то количеством спиногрызов. Или вы с мужем за раз тринадцать штук накидали? Кстати где он?

- Судья, - снова подал простуженный и усталый голос Ро, в защиту своей новой знакомой, - Отстань от нее, неугомонная ты птица. Она помогает мне. Неужели этого не достаточно для тебя?

- Меня напрягает все, что может нести в себе угрозу, мой мальчик. Я стар и я всего-лишь птица. Ты ранен и ослаблен. А она - женщина.

Отредактировано Маро (3 Авг 2017 00:39:43)

Нет, он определенно не чувствовал никакого особого улучшения. Все-таки Шайена не была слепой, или наивной, чтобы поверить в его неуклюжее вранье — она прекрасно все видела и понимала. Оказанное ею лечение (если это можно было так назвать) не принесло долгожданного облегчения, напротив, лев то и дело страдальчески морщился, а из-под дергающейся линии губ нет-нет, да поблескивала острая кромка коренных зубов. Раны болели, тело ослабло, а мазь нестерпимо жгла... И все-таки он старался казаться бодрячком, что-то вежливо лопоча в ответ, с отчетливыми нотками смущения в осипшем, уставшем голосе — как если бы это он сам был повинен во всем случившемся, и от того чувствовал себя ужасно виноватым. Глупости, конечно же. Он ни в чем не был виноват, наоборот... Это Шайена по дурости своей завела ни о чем не подозревавшего самца на территории вражеского прайда, а затем будто нарочно подлезла под чужой удар, вынудив Маро вмешаться в происходящее. Такие, как Маро, никогда не могли стоять смирно, равнодушно наблюдая за тем, как у них перед лицом кого-то обижают. Шай очень хорошо знала такой тип львов — нагляделась будь здоров за всю свою жизнь. Если бы она только поняла это чуть раньше... или хотя бы просто задумалась над тем, что он может пойти следом! Куда там, все мысли охотницы до сего момента были сосредоточены исключительно на ее королевской персоне. Она была так сильно поглощена своим горем и отчаянием, что совсем перестала думать головой. Правильно сказала Акасиро: идиотка как она есть, лучше даже и не скажешь.

"Ну, он хотя бы больше не падает в обморок," — украдкой вздохнула Шай, молча наблюдая за тем, как Маро послушно жует всученную ему траву. Это зрелище, однако, заставило ее слабо ухмыльнуться, уж больно смешно он выглядел с этим торчащим наружу пучком листьев, с густо перепачканной едкой зеленой жижей мордой и крепко зажмуренным глазом. Даже не смешно, а скорее по-своему умильно и забавно. Ну точь-в-точь как большой ребенок, остро нуждающийся в том, чтобы прижали к чьей-нибудь мягкой груди и нежно погладили по голове... Само собой, Шай не собиралась этого делать, да и груди как таковой у нее тоже не было, так что она просто уселась рядом с пострадавшим лекарем, выслушивая его тихий ответ. Да, пожалуй, теперь это казалось уже очевидным: никакой чумы и в помине не было, и Шайена с самого начала была полностью здорова... Жаль, конечно, что ей пришлось провести так много времени в разлуке с семьей, но все лучше, чем помирать в одиночестве, давясь собственными внутренностями и за километр воняя гнилью. "И все-таки я предпочла бы провести эти дни рядом со своими детьми," — подумала темная, на мгновение отведя взгляд от побитой физиономии Маро. — "Не хочу даже думать о том, что им пришлось вынести в мое отсутствие. Я давала как можно больше свободы своим старшим львятам, полагая, что это поможет им стать уверенными и самостоятельными, и вот к чему это привело — Тод стал убийцей и насильником, Ферал покинул меня не достигнув и трех лет, а две мои дочери пропали без вести, и я уже никогда не узнаю, что с ними стало. Я должна как-то сберечь то, что у меня осталось... если это еще возможно," — из всех этих мрачных раздумий ее вывела последующая реплика Маро, и львица поневоле возвратила на него свой тяжелый, но спокойный, лишенный негатива взгляд. Как это ни странно, но она больше не злилась на этого горемыку за проявленную им бестолковую доблесть. Ну... разве что совсем немного, но эта была сущая ерунда, и теперь Шай чувствовала скорее благодарность, нежели досаду или раздражение.

Благодарность и стыд.

— Нашел же ты, кого хвалить, — фыркнула она негромко, однако, ничего не сумев поделать с медленно расплывшейся на ее морде улыбкой. Стоило признать, ей очень редко говорили что-нибудь подобное... Да что уж там, Шайена едва ли могла припомнить столь же добрые и приятные слова, когда-либо звучавшие в ее адрес. "Ты хорошая, я знаю," — сказала ей как-то раз незнакомая малышка, встреченная Бастардкой на вершине Скалы Прайда... И на том, пожалуй, все произнесенные в ее сторону комплименты и заканчивались. Винить за этого ей было некого, она сама нарочно показывала себя такой колючей и вредной персоной, с которой почти никто не желал иметь дела. Она и Маро пыталась ранить и оттолкнуть, причем неоднократно — а поглядите-ка, он даже не думал на нее обижаться. Услышанное, безусловно, согревало сердце, но едва ли могло быть правдой. Он просто не знал, с кем имеет дело. — "Откуда тебе знать, какая из меня мать или охотница? Ты видишь-то меня второй или третий раз в своей жизни, да еще и с самой неприглядной стороны," — Шайену так и подмывало спросить об этом вслух, но она сдержалась, решив, что сейчас это не к месту. Маро просто хотел ее отблагодарить, только и всего; ни к чему было влезать в бессмысленные споры, он ведь так ужасно ослаб. — "Я сделала самое малое из того, что я вообще могла для тебя сделать," — кажется, это был куда более удачный ответ, и Шай уже приоткрыла было пасть, чтобы произнести его вслух, но... Резко захлопнув челюсти, львица с искренним раздражением покосилась на Судью, что донельзя снисходительно взирал на них сверху, с комфортом рассевшись на толстой узловатой ветке. Ей-богу, если он думал, что она не достанет его на такой высоте, то он очень глубоко ошибался: Шайена и своим-то соплеменникам не позволяла безнаказанно метать в нее колючки, а тут какая-то наглая жирная птица имела дерзость беспрестанно напоминать ей о случившемся, точно возомнила себя ее учителем! Кажется, Маро тоже не шибко понравилась язвительная реплика филина: с непривычной ему мрачностью зыркнув на своего фамильяра, лев неожиданно строго рыкнул на него в ответ, и Судья тотчас отступил поглубже в тень древесной кроны, точно присмирев. Ну, надо же...

— Я не ожидала, что вы оба пойдете следом за мной, — призналась Шайена, еще разок недовольно покосившись на старика. — Равно как и Акасиро с ее спутником. Вас не должно было там оказаться... Я ведь могла быть заразна, да и земли Скара для вас чужие. Но вы все-таки это сделали, — Шай опустила взгляд на изнуренную морду целителя, и по выражению ее глаз было очень непросто понять, что она на самом деле думала обо всем этой ситуации. — Так что, пожалуй, я вам тоже за это благодарна. Но хватит уже об этом, — львица тряхнула растрепавшейся челкой и решительно поднялась со своего места. В самом деле, сколько можно об одном и том же... Что сделано, то сделано, и сейчас им всем нужно было как следует отдохнуть. В первую очередь, конечно же, Маро с его ранами, да и сама Бастардка уже, мягко говоря, с лап валилась от усталости. — Скар никогда не был примерным папашей, — откликнулась она ворчливо, отходя в сторонку от "больного" и устраиваясь в траве неподалеку. — Я не думала, что из него получится еще больший м*дак, чем тот, каким он был раньше, — говоря это, Шай с нахмуренным видом уложила подбородок поверх расслабленно вытянутых перед собой лап... а затем метнула на Маро еще один удивленный и (что уж скрывать) исполненный сарказма взгляд.

Пардон муа? "Лечь рядом"? Ты это серьезно?

— Я думала, у тебя уже есть грелка под боком, — она снова ухмыльнулась, на мгновение обнажив зубы. — Этот пернатый увалень так сильно о тебе печется, я все жду, когда же он усядется сверху, распушив перья, и наквохчет колыбельку, — вообще-то, Шай не брала себе целью как-то оскорбить Маро или его фамильяра, но кто сказал, что только один Судья имел право над ней потешаться? Пускай знает, что она способна отразить любую его насмешку, и прибережет свои нравоучения для кого-нибудь... попроще да посмирнее. Шайена неожиданно широко зевнула и свернулась в уютный клубок — Маро прав, вечерок выдался прохладный, а они оба, к тому же, замерзли и проголодались. От пустого желудка тепла не будет. — Хватит уже болтать, герой, а не то язык отвалится, — пробормотала она, чувствуя, как стремительно тяжелеют ее веки. На самом деле, внутри у нее было до-крайности неспокойно: она все никак не могла перестать думать о своих детях, а так же обо всем, что случилось этим днем на разоренных пастбищах, но Маро об этом знать было вовсе не обязательно. И без того устал, бедолага... Отвернувшись, Шайена попыталась сделать вид, что она моментально провалилась в глубокий сон, стараясь при этом не обращать внимание на их мрачное, не шибко привлекательное окружение. Ночной саванновый лес, путь и расположенный на охраняемых территориях прайда — место небезопасное, а Шай уже давно привыкла ночевать в пещере либо на каменистой площадке у ее входа, да еще и в окружении других львов. Неудивительно, что она чувствовала себя так неуютно...

И все-таки, спать ей хотелось больше, чем бояться или анализировать. Поэтому, когда все разговоры умолкли, и вокруг воцарилась глубокая могильная тишина, Шайена все-таки начала отрубаться — да так вскоре и задремала, тревожно хмурясь во сне и едва заметно вздрагивая, но не от холода или усталости, а от многочисленных смутных видений, то и дело мелькавших у нее в мозгу. Вот ее старший сын уходить прочь, упрямо шагая вперед и не оборачиваясь на жалобный материнский зов, покуда его силуэт не растворяется в густом молочном тумане; а вот два огромных разъяренных льва — один светлый и мускулистый, весь в застарелых шрамах, говорящих о многочисленных битвах и лишениях в прошлом, а другой помоложе, с густой рваной гривой цвета самой мглы и горящими раскаленными углями глазами, — сталкиваются грудью в смертельном поединке, норовя сбросить друг друга с края обрыва. Наконец, один из них с ревом летит вниз, а на его месте появляется Юви, как обычно, чем-то ужасно недовольная. "Никому мы не нужны," — выплевывает она в лицо матери, и за ее спиной возникают еще два смутных силуэт — ее потерянные дочери, Шайви и Шарпей, все израненные и худые, с запавшими глазами, в которых отчетливо читается обида... и ненависть. — "Никому, и тебе тоже," — их тела сливаются в одно, превращаясь в крепкого, жилистого самца, чья вздыбленная грива отдаленно напоминает горящий костер. Он и сам как лесной пожар, такой же непредсказуемый и агрессивный. Она никогда не могла его проконтролировать. — "И ты нам тоже не нужна," — ревет он во весь голос, прежде, чем пламя охватывает его целиком, превращая в обугленную головешку на глазах у его матери.

— Нет!

Она снова бежит куда-то, так быстро, как только способны ее лапы, и местность вокруг кажется знакомой — это ее дом, ее родные пастбища, на которых она когда-то училась охотиться, сперва на мелкую живность, а затем и на большущих антилоп. Ей хочется думать, что она найдет здесь свое укрытие, убежище, но понимает, что все тщетно; эти земли не узнают ее больше. И отец не узнает, вот он сам рычит ей вслед, холодно и насмешливо, и Шайена поневоле ускоряет бег, не желая слышать его голоса. "Куда же ты отправишься теперь?" — он смеется над ней, а Жадеит в окружении их младших сыновей молча смотрит на нее откуда-то издали, будто ожидая, что она подойдет ближе. И она правда силится его достичь, она старается из-за всех сил, срывая когти и мясо в кровь, но расстояние между ними и не думает уменьшаться. Ее семья терпеливо ждет ее еще какое-то время, но затем Жад разворачивается и уходит, уводя за собой четверку их общих малышей. Львята послушно бредут следом за отцом, то и дело вопросительно оборачиваясь на нее через плечо. Почему она не приходит?

"Нет! Постойте же... я здесь! Подождите еще немного, я ведь почти... почти..." — Шайена почти никогда не плачет, но сейчас ее легкие разрываются на части — не столько от бега, сколько от судорожных, неконтролируемых рыданий, вызванных страхом и отчаянием. Ее родные снова исчезают, и она остается совсем одна, какой и всегда была на самом деле. Одна посреди выжженной солнцем пустоши, где больше нет ни единой живой души. Что же она здесь искала? Она уже и не вспомнит. Кажется, что-то, что могло бы ее согреть... ведь здесь так чертовски холодно. Съежившись от очередного стылого дуновения ветра, Шайена сильнее корчится на примятой ее телом траве, стараясь подобрать лапы и хвост. Ее плечи дрожат, но на щеках нет слез — самка уже сполна выплакала их в своем кошмаре, и не имеет смысла показывать их кому-либо еще. Да и не ребенок она уже, чтобы просыпаться в криках и соплях, как маленькая перепуганная девчонка.

Она просто чертовски устала.

Персонаж спит.

Судья весьма скептически выслушивал оправдания, если это можно было так назвать, самки, очевидно, до сих пор чихвостя эту наглую Розу Красную со всех сторон, за чрезмерно богатую фантазию и пылкий норов, тогда как Маро с сочувствием и пониманием лишь кивнул, не поднимая головы. Отказ Шайены, с ее слишком самостоятельной и грубой натурой, был вполне ожидаем самцом, и темношкурый не собирался навязываться самке со своим "ну дай погрею, ну ты такая холодная!", лениво прикрыв усталые веки... одно веко, вернее, второе и так намертво слиплось с нижним благодаря крови, слюне и вязкой, пахучей мази, и уткнувшись носом в сгиб распластанной по земле огромной лапище.

- Колыбельку наквохчу, значит? - Судья бесшумно опустился на землю рядом с разлегшимися по полю львами, подням новый порыв холодного ветра широким взмахом просторного крыла, отчего сонное царство дружно поежилось. Маро тут же поменял положение головы, уложив морду щекой на мятую травяную подушку, и с тяжелым вздохом закинул лапу на голову, нарочно приминая пышную, клочкастую рыжую гриву так, чтобы та прядями больше прикрывала "открытые" конечности, замазанные раны и истерзанную морду. Обойдя распластанное по земле, мерно вздымающееся покатым боком тело самца, воробьисто перепрыгивая через его лапы и хвост, еще раз внимательно пробежавшись взглядом по тем местам где ранее до крови растерзанным местам, и проскакал к посапывающей, свернувшейся рогаликом, похожей в такой позе на несчастную креветку самке, застыв напротив нее и нависнув над ее сморщенной в тревожном полуоскале мордой. В отличии от поленом провалившегося в мир сновидений Маро, который не реагировал вообще ни на что, с каменной физиономией расслабленно вздыхая на своем месте под раскидистым старым деревом, его подопечная то и дело то сворачивалась в тугой комок, то дергалась, то мельтешила лапами, то хвостом била.
  Судья некоторое время молча понаблюдал за корчущейся львицей, сложив свои "опахала" и склонив на бок ушастую голову, после чего столь же бойко попрыгал обратно к травнику, настойчиво боднув самца в нервно вскинутое плечо, а затем так и вовсе, схватил в клюв пучок бурых волос и с силой потянул на себя, упираясь в мясистую черную тушу кривыми лапами.

- Ммм? - неохотно приоткрыл мутный глаз Ро, сонно покосившись на грузно взлетевшего на него филина. Оторвав влажный подбородок от неуютной "постели" и запрокинув морду вверх, стараясь разглядеть утопающего в мягких волнах поистине царской прически Ро фамильяра - ну чего тебе, старый, не видишь, тут раненный отдыхает? - Что-то случилось? - хриплым, свистящим шепотом поинтересовался у старой птицы лекарь, встревоженно перевернувшись на живот и сонно покачивая лобастой головой.

Маро уже крепко спал минут десять как, провалившись в пустоту без сновидений, усердно восстанавливая свой изможденный последними приключениями организм. Но в меру своей кочевой особенности, своих привычек жизни в бескрайних просторах африканских горизонтов, темный научился просыпаться от пускай даже крепчайшего сна, стоило его только толкнуть. Вот и сейчас мирно потирая целый глаз сгибом правой лапы, умилительно, словно маленький котенок, Ро растерянно развернулся к сурово молчавшему филину.
Случится, по сути, могло что угодно - те же гиены могли вернутся и напасть на спящих.
- Посмотри на нее, - Судья красноречиво кивнул на лежащую чуть поодаль Шайену, обращая рассеянное внимание темношкурого самца к его хрупкой спутнице. Маро отчасти непонимающе, послушно повернул голову в сторону самки, еще не до конца проснувшись.

Поначалу травник не понял, в чем собственно проблема. Шайена, казалось, мирно дремала, немыслимо скрючившись в тугой калачик правда, видимо от холода (упрямица), но с ней все было в порядке. Ро сурово нахмурился, пристальней всматриваясь в нечеткий, сильно расплывчатый для его измученного зрения, а затем едва не подпрыгнул на месте, невольно среагировав на резкое движение - тихо-мирно сопящая к нему костлявой задницей самка внезапно по заячьи дрыгнула задними лапами, коротко посучив ими в воздухе, и снова притихла, с тяжелым вздохом сжавшись в комок так, словно хотела к черту исчезнуть из этого мира, просочившись сквозь земную твердь уменьшившись до размеров горошины.

Маро незамедлительно поднялся... ну то есть как поднялся - панически поспешил встать, неуклюже  передвигая ватными лапами и переваливаясь с одного бока на другой, едва не падая обратно и неуклюже бодая лбом жухлое сено, пытаясь себя поднять, - Может ей плохо стало? - в первую очередь темный решил, что его подопечной и впрямь поплохело, все таки они не мирную прогулку до чужих земель и обратно совершили, на них напали падальщики, и чуть не загрызли насмерть! Если придать ситуации чуть больше драматизма, то да, гиены потрепали им нервы изрядно. И мало ли, что эти нечистоплотные твари на своей слюне занесли!
Лекарь пошатываясь все же поднялся - ух и знатно его спросонья штормило... Чуть не налетел со слепу на спящую, в разгоне почти запнувшись о ее круп. К счастью, а может и к сожалению, Бастардка не заметила как на нее стремительно едва не рухнула мохнатая, тяжело дышащая гора, невнятно, хрипло пробормотав во сне такое почти бесшумное "нет!", с исказившейся угловатой мордашкой.
- Не раздави ее, старательная бестолочь, - ворчливо прокомментировал бреющий полет самца филин, снова взлетев на пресловутый сук, развернувшись к парочке хвостовыми перьями и уставившись бдительным, лупоглазым дозорным куда-то в сумрачные дали, предоставив в дальнейшем Маро самому разбираться с назревшей проблемой. Главное он разбудил этого бестолкового парня...
Большой мальчик, чтобы разобраться самому, когда и что кому нужно. Будь то медицинская помощь (дурачина, на себя посмотри, сапожник без сапог), или утешающие объятия. В данном случае "пациенту" явно требовалось именно что второе...

Ро некоторое время растерянно смотрел на съежившуюся перед ним львицу.
Шай в самом деле выглядела не важно. Она мелко дрожала, глухо втягивая в легкие воздух, словно вот-вот всхлипнет, даже тонкие губы искривлялись в подобии несчастного плача. - "Кошмар," - догадался встревоженный не на шутку самец, устало присаживаясь рядом и печально взирая сверху вниз на спящую. Да, ей снился кошмар, страшный сон, причем настолько сильный, что вся и без того мятая и изломанная осока вокруг тела львицы совсем выстелилась в ровную поверхность - так сильно металась и ерзала бедная Шайена, пока ее спутник блаженствовал в своем пустом мирке рядышком и свистел в две дырки.
Маро сделал осторожное движение, чтобы... ну... как-то обнять и успокоить ее. Прижать к себе, обогреть в конце концов, самке явно было очень холодно, вон как подбирает свои тощие лапы под себя, лишь бы было чуть теплее. Но в нерешительности замер, держа стертую лапу на весу, над ребристым брюхом львицы.
Она же отказалась от "услуг грелки". Наверняка разозлиться, если он сейчас навяжет ей свою компанию. Может не стоит этого делать? С другой стороны - благодарность и нежности это и так не про ее, а успокаивающие объятия еще никому не помешали в профилактическом порядке! Ну конечно она будет потом еще долго бухтеть в его несчастные уши, но не оставлять же ее... вот так! Верно?

Фыркнув в усы, темный решительно придвинулся ближе, тяжело заваливаясь рядом. Он старался быть тише, чтобы не потревожить дерганную дремоту бедняжки, что было довольно непросто с его искусанным, местами все еще страшно ноющим телом. Тем не менее травник умудрился прижаться боком к Шайене, предоставив самке свою гриву в качестве подушки, подгадав момент, когда та снова нервозно дернется в очередном ужасе мира сновидений и уронит свою морду ему на шею, - Шшшш... - сипло шепнул Маро, плавно повторив изгиб скрюченного тельца, организовав вокруг Шай подобие теплого, утешающего гнезда. Кажется это постепенно начало действовать. Она уже не тряслась как осиновый лист... и кажется даже вжалась в горячее тело своего защитника. Низкое, грудное мурчание самца успокаивающим ритмом "приглаживало" напряженно скрученную в спираль львицу, вынуждая ее расслабиться, вытянуться в живой корзине. Найти в своих снах долгожданный покой. Она ведь была не одна. - Я буду здесь, с тобой, слышишь? Спи... Спи и ничего не бойся... - напоследок всколыхнул он своим дыханием огненно-красную, растрепанную колючую челку зеленоглазой бунтарки, прежде чем вновь смежить усталые веки, в какой-то мере по настоящему наслаждаясь чужим теплом рядышком.

персонаж спит

Кажется, на охотницу его слова не произвели особого впечатления. Вообще трудно впечатлить того, кто видел, как ты колобком катался под лапами взрослых. В глазах Ндиди самец, наверно, не особо отличался от ее подопечной, разве что покрупнее был и посамостоятельнее. Такому указаний уже особо не дашь, хотя кого это когда смущало?
Черногривый, впрочем, был спокоен и даже равнодушен, что удивляло его самого.
В отличие от него, Сиару просто душили эмоции. Нео смотрел на нее с сочувствием, но не пытался вмешиваться в ее перепалку с нянькой. Он не был ей ни другом, ни опекуном — так, просто более-менее хороший знакомый, которому свезло жить с ней на одной территории. Не приятель даже; разница в возрасте у них была довольно велика, и черногривый, чувствовавший себя неуютно рядом с детьми, всегда старался держаться поодаль. По именам он мелких знал, и этого вполне хватит.
Зато поведение юной львенки было знакомо льву, — и ее душевное состояние, вероятно, тоже. Едва сдерживая слезы, она наотрез отказалась возвращаться в прайд. Самец, как раз в этот момент принявшийся с отсутствующим видом деликатно вылизывать переднюю лапу, аж застыл с приоткрытым ртом, округлив глаза и скосив их на Сиару. В ее голосе даже интонации проскальзывали те же самые... как у него. Нео помнил, какое отчаяние овладело им, когда он обнаружил, что его мама пропала. Более того, почти все в прайде будто знали что-то, какую-то тайну, но не спешили делиться ей с детьми Вемико. Не однажды подросток замечал, что при его появлении — или при появлении поблизости его брата или сестры, — львицы быстро обрывали начатый было разговор или резко меняли тему, так что сомнений не оставалось: обсуждали их пропавшую без вести (или ушедшую восвояси?) мать, а может быть, и жалели самих детенышей. Жалости Нео не терпел.
Разыскивал ли кто-то Веми?.. Черногривый понял только сейчас, что ни разу не задавал этот вопрос ни отцу, ни кому-либо еще из прайда. И, что показалось ему самым пугающим, теперь ему, пожалуй, было неинтересно об этом знать.
Тем не менее, от вида отчаявшейся Сиары что-то внутри него отчаянно сжималось. Самец не любил детей, но именно эту львенку ему сейчас хотелось утешить и наобещать ей все, что угодно, хоть самому броситься на поиски — то ли оттого, что он понимал, каково ей приходится, то ли для того, чтобы она, наконец, замолкла.
И тут она сбежала. Ну вот, уже получше, по крайней мере, тихо.
Лев невозмутимо облизал подушечку лапы и воззрился на Ндиди с насмешкой во взгляде. Хороша нянька, сперва упустила дитятко, а теперь упустила повторно. Зелено-голубые его глаза чуть сощурились; затем, опустив лапу на землю, он поднялся, вглядываясь в озабоченную морду самки. На ее лбу прорисовалась вертикальная морщинка; Ндиди явно разрывалась между желанием последовать за своей подопечной и необходимостью приглядеть еще и за Амани. Та, вроде бы, хоть сбегать не собиралась.
— Хорошо, хорошо. Я отыщу ее, — с ленцой отозвался самец, тайком, чтобы Ндиди не увидела, подмигнув разноглазой львенке, — и приведу домой.
Несмотря на то, что он, казалось, с неохотой приступил к выполнению этих обязанностей, по следам Сиары черногривый двинулся весьма энергично, зашуршав кустами и почти сразу же пропав из виду. На лес уже успела спуститься ночь, и лунный свет сиял на каплях росы, выпавшей недавно. След Сиары посреди этого сияющего великолепия выглядел темной матовой дорожкой. Кажется, не составит труда отыскать ее.
—→ Восточный берег реки Зубери

→ откуда-то

Дея беззаботно шла вперед, рассматривая все вокруг. Вот уже год прошел с того момента, как львица вновь потеряла своего брата и, встретив Шерифа, отправилась вместе с ним на поиски своего потерянного родственника. Правда, за год цель их похода начала стираться, но львы как-то привыкли к такому образу жизни. Поэтому у них появилась другая цель, более важная. Они стали помогать нуждающимся, лечить, защищать, да и, вообще, помогать даже по мелочам. Возможно, Шериф и не особо хотел заниматься такими делами, но у львицы просто загорались глаза, когда она понимала, что может быть кому-то полезной. Да и что может быть приятнее, чем наблюдение за тем, кому ты помог? А еще, в таком образе жизни был плюс - они могли идти куда захотят и когда хотят. Никакой привязанности к определенному месту, только дорога, ведущая вперед, и больше ничего.
На этот раз выбор пал на прайд Нари. Шериф и Дея, заинтересованные высокой горой, решили отправиться к ней и обследовать. Ночь настигла их в пути, так что побродить около границ им не удалось (нарушать границы они не собирались, лишь праздное любопытство). Поэтому они устроили привал неподалеку, но на Кисоньку напала бессонница. Она никак не могла провалиться в сон и отправиться в царство Морфея, где ее ждал брат или какое-нибудь забавное приключение. Поэтому она долго лежала, рассматривая гору, к которой и лежал их путь.
Звездное небо над вулканом заволокло тучами, что пробудило еще больший интерес в Дее. Она посмотрит всего одним глазком и вернется за Шерифом. Ничего страшного же не случится, верно? А потом они уже утром обследуют все как следует.
И вот она шла вперед, внимательно рассматривая округу, периодически поднимая глаза к небу. Над горой, которая все время так и манила Дею и Шерифа к себе, собралось странное облако насыщенного фиолетового цвета. Периодически молния рассекала фиолетовую "массу", да так, что у Кисоньки даже перехватывало дыхание от восхищения. Дея наконец-то добралась до горы и получила больше, чем ожидала.
Как жаль, что она не знала, что на самом деле сейчас происходит в кратере вулкана. Львица просто шла вперед, завороженно наблюдая за горой. Она даже игнорировала небольшую выбрацию земли, думая о том, что это в порядке вещей. Ведь раньше Дея никогда не была в этих местах. А, раз никто не бежит в панике, то все нормально. Да и как можно было бежать от такой красоты?
Странным было разве что отсутствие патрульных. Может, они тоже залюбовались этим прекрасным зрелищем где-то по пути к границе? Или они, быть может, считают такое светопредставление праздником и в такой день отменяются все прайдовские дела, а король лишь иногда отправляет на патрулирование пару львов? А все остальные собираются на главном месте для отдыха, берут антилоп и, закусывая, смотрят на этот чудесный процесс. Ох. Это же так интересно!
Дею занимали мысли и прекрасный вид, ей было совсем незачем волноваться о чем-то или бояться. Вообще, ей сейчас почти ничего не хотелось. Разве что брата рядом увидеть, да Шерифа, и вместе наблюдать за тем, что сейчас происходит. Почему-то вернуться за спутником Кисоньке в голову не пришло, она просто остановилась, открыв рот, и смотрела. Вот бы встретить кого-нибудь, кто бы с ней поговорил и разделил ее восхищение. Наверняка члены этого прайда интересные. Поскорее бы встретиться с кем-нибудь!

Спокойствию Людвига постепенно приходил конец, особенно когда он начал замечать похожие пейзажи. Кажется, лев умудрился полностью обойти гору, но так и не найти Здоровяка. И чем дольше он здесь оставался в полном одиночестве, тем сильнее волновался. Однако по внешнему виду Лекаря этого сказать нельзя было: внешне он выглядел все так же хладнокровно и отстранённо, лишь по едва заметному дерганью скул и носа можно было понять, что зверь чем-то обеспокоен. А ведь и в самом деле в нём боролись два желания: отправиться на поиски своего большого мохнатого друга и закончить уже наконец то, ради чего их приключение и задумывалось. В любое другое время и не при такой ситуации Людвиг бы давно сделал выбор в пользу первого, но одна мысль не давала ему покоя: будет ли триумф так же сладок, если он не поделится им с лучшим другом?..

Лев тяжело вздохнул и цыкнул собственной непозволительной сентиментальности. Однако стоило одной из его птиц сесть на макушку доктору, как эта пресловутая сентиментальность полностью поработила его разум. Птицы всегда успокаивали и трогали Людвига, особенно те белые голуби и голубки, привязавшиеся к нему ещё задолго до знакомства со Здоровяком. Они то и дело безбоязненно кружили небольшой голубиной стайкой вокруг хищника, но никогда не смели тому мешать. Эти существа, не наделённые тем разумом, каким наделены более крупные животные, всё же зачастую вели себя гораздо смышлёнее многих сородичей Лекаря. Что, безусловно, поражало. А как иначе? Вы имеете дело со львом, для которого исследования неизведанных глубин мира - смысл жизни, как и причина его столь внезапного появления возле пробуждающегося вулкана. Взгляд голубых глаз невольно обратился к вершине горы. Лекарь прекрасно знал, к чему всё идёт, от чего погода была такой. И ему хотелось подобраться максимально близко, чтобы воочию узреть то, что происходит с миром, прежде чем он потонет в адском огне.

Предавшись расслабленности и думам, лев даже не заметил львицу поблизости него. Чёрную, со взлохмаченной шерстью, она совсем не была похожа на прилизанного аккуратного Лекаря с его грязно-белой шкурой и идеально гладкой, будто прилизанной чёрной гривой с проклёвывающейся в некоторых местах сединой. Лишь краем глаза он умудрился её заметить, что не только напомнило ему о поисках друга, но и показалось отличной возможностью для продвижения в этом деле.

- Оу, девочка - неловко окликнул Дею высокий мужской голос, - Ты не видела поблизости большого медведя? - голубь на макушке тихонько проворковал что-то, после чего Лекарь чуть не ударил себя лапой по лбу, - Ох, да-да, ты прав, Архимед. Кхм-кхм, - лев сделал небольшую паузу, после чего пронзительно уставился на незнакомку, его морда выражала нездоровое любопытство, - Совсем запамятовал, что этот вид так редок в ваших краях. Скажи-ка лучше, ты не видела большого мохнатого зверя, не похожего ни на кого другого? У него красная грудь, морда похожа на смесь собачьей и кошачьей... Ну?... Что-нибудь?... - настолько Лекарю не терпелось дождаться ответа, что он, не дав Дее даже шанса ответить, тут же принялся её подгонять.

Лекарь совершенно не ожидал от столь неприметной львицы такой бурной реакции. Казалось бы, это он здесь повёл себя достаточно нетерпеливо, но лев ошибся. Девочка, что представилась Деей, оказалась той ещё громкой болтушкой, и от того его глаз невольно задёргался. Однако поначалу неуверенная улыбка на морде доктора сохранялась, ему бы не хотелось портить о себе впечатление.

- ...это же ваш друг, да? А как его зовут? А как вас зовут? Ой, - внезапно осеклась Дея, виновато поглядев на Лекаря, который как бы ни старался скрыть возмущение и непонимание, всё-таки скривился. Самец не удержался и закатил глаза, но всё же ответил Дее на поставленные вопросы. А то негоже при первом же знакомстве в полной мере проявлять свой настоящий характер. Да и в целом Лекарь зачастую предпочитал скрывать какие-либо негативные чувства по отношению к другим, если ситуация того требовала. А ему сейчас нужна была выгода от Деи как никогда.

- Кхм-кхм, - вальяжно прокашлялся лев, - Все зовут меня Лекарь. А моего друга, как ты правильно поняла, зовут Здоровяк. И да, он воистину здоровый зверь. Его сложно проглядеть, - доктор тяжело вздохнул и опустил глаза, - Но я всё же умудрился...
Лекарь с грустью прикрыл глаза, ненадолго погрузившись в мысли. Он терпеть не мог смятение в его душе, да и чуждо оно было, но когда дело доходило до именно этого медведя, сомнения беспощадно начинали терзать.

Однако в полной мере погрузиться в эти пучины ему не позволила новая собеседница со своими новыми вопросами. Голос у неё ещё был такой высокий, писклявый, далеко не самый приятный. Не сказать, что и у Людвига он был красив, особенно для пожилого самца: из-за постоянных надрывов и высокого тона иногда казалось, будто Лекарь - та ещё истеричка, хоть это далеко не так.

- Да, здесь явно какое-то время уже обитают львы, однако их уринальные метки не так явно выражены, должен признать, - заключил Лекарь, вновь принюхавшись к местному воздуху. Ещё до встречи с Деей ему посчастливилось исследовать местные территории, в том числе и на предмет местных обитателей. Видимо, большинство жителей подножья Килиманджаро оказались слишком напуганы приближающимся бедствием, чтобы попытаться разузнать у внезапно объявившегося чужака о цели его визита, - А что насчёт горы... - взор Лекаря вновь обратился к дымящейся вершине, а его морда расплылась в безумной ухмылке, - Она пробудилась. Воистину праздник! Говорят, такого не случалось десятилетиями, возможно даже столетиями! Уму непостижимо, насколько нам повезло воочию наблюдать за столь редким и, безусловно, завораживающим явлением, - из груди льва послышался глухой безумной смешок, после чего самец вновь глянул на Дею, в этот раз во взгляде не было ни раздражения, ни вежливости, ни даже ничего холодного - Лекарь сверкал сумасшествием, - Однако нам всё же стоит немного отойти, - несмотря на то, что с психическим здоровьем у льва явно было не всё в порядке, разума он не терял. Его сумасшествие скорее выражалось в нездоровой одержимости некоторыми вещами: вулканами, например, или огромными сильными медведями... - По крайней мере тебе точно стоит отойти. Ты же вроде смышлё-ё-ёная девочка, да? Я не могу пока покидать эти места, а твоя помощь была бы очень кстати. Если ты сходишь к юго-востоку отсюда и найдёшь колючие кустарники, а в их окрестностях поищешь Здоровяка, я был бы премного благодарен, - уровень безумия во взгляде Лекаря немного понизился, а его улыбка стала чуточку более дружелюбной, - Архимед тебе поможет, - на этих словах послушный голубь перелетел с макушки Лекаря на взъерошенную макушку Деи, - Я на вас надеюсь.

И он ушёл.

Почему Лекарь доверил поиск лучшего друга совершенной незнакомке? Вот и думайте.

→ в неизвестном направлении

Напряжение в вулканическом жерле достигло своего предела. Ярчайшая вспышка внезапно озаряет многокилометровое пространство вокруг Килиманджаро, отчего на несколько долгих мгновений в саванне становится светло как днем, а раздавшийся вслед за этим чудовищный грохот едва не разрывает барабанные перепонки. Мощная ударная волна прокатывается по небу, в мелкие клочья разрывая тяжелые дождевые облака, а также на огромной скорости спускается вниз по горному склону, отчего кроны деревьев пригибаются к земле, точно хрупкие травяные колосья. Земля вздрагивает с такой силой, что никому не удается удержать равновесие: особенно не повезло тем, кто стоит на возвышении — их просто с размаху сбрасывает вниз на твердую почву. Высоко в атмосферу вырывается огромный столп багрово-черного вулканического пепла, в несколько десятков раз превосходящий по размером то облако, что клубилось над горой перед взрывом, а вслед за ним из кратера вырывается целый фонтан светящихся бледно-золотых "комет" — в первые минуты, никто не понимает толком, что это такое, но затем на окрестную территорию начинают падать огромные глыбы раскаленной вулканической породы, от небольших камней до здоровенных валунов размером с буйвола, и каждый их удар порождает сильнейший взрыв, разносящий на части все, что имело несчастье оказаться на пути такого обломка. Местная растительность моментально занимается огнем, и пожар начинает с огромной скоростью распространяться по землям прайда, превращая некогда прекрасные и цветущие владения Нари в самый настоящий ад. Но и это еще не все: подземные толчки все никак не утихают, и почва на глазах покрывается жуткими дымящимися трещинами, достаточно широкими и глубокими, чтобы в них мог провалиться взрослый лев. Воздух моментально наполняется грохотом, треском, шипением и стоном, а также густым удушливым дымом.