Начало игры
Вы когда-нибудь думали о том, насколько сильно влияют родители на формирование личности детей? Я сейчас не про то, что без них бы детей и в живых не было, что их бы даже и не родилось. Я про эдипов комплекс, про другие, наверное, тоже комплексы, которые появляются благодаря родителям, про хорошие черты характера, которых не было бы без воспитания отца и матери? Без именно них, другие, я полагаю, справились бы с этой задачей, но по-другому.
Этого не знал Орландин и никогда не узнает. Будучи рождённым всего с несколько минут назад, он уже пережил одно из самых больших лишений, которое только может выпасть на детскую участь. И, пусть осознает он это спустя пару месяцев, ощущения уже не самые лучшие.
Охх, и как же холодно было вокруг! Орландин ещё понятия не имел о том, что он родился в, пожалуй, одном из самых-самых жарких мест на этом свете, но Орландину было холодно. Думается, это говорило о том, что его организму чего-то не хватало. Например, матери рядом.
Вот что за хрень только играет в головах подобных матерей, которой оказалась Руфаро? Ох, простите... Эта штука же называется инстинктом. Непростительно это забывать. Но, если работает инстинкт к размножению, то почему не может работать инстинкт, который заставляет самок заботиться о своих детях? Нелогичность природы и её несправедливость были тут слишком очевидны, чтобы не рассуждать об этом. Кажется, у всех событий в мире была своя закономерность, благодаря которой всё происходило, но в этот раз всё шло как-то не так.
Вот, родила Орландина мать. Он помнит, насколько всё прекрасно было до того момента, как его маленькое тело сделало первый глоток воздуха.
Ему было тепло, может быть, и влажно, только понятия о влажности он ещё не знал. Рядом с ним во всей этой теплоте и приятности барахтались ещё какие-то тела, с которыми Орландин периодически сталкивался снова и снова, натыкался на них всеми частями тела, но на этом всё завершалось. Он не знал, что они тоже живые, он не знал, что он и сам был живой.
В том чудном мире он не знал ни жажды, ни голода. И этого ощущения ему будет очень не хватить во взрослой жизни, поскольку когда ещё живое существо может быть совершенно лишено этих чувств? Всегда вокруг была идеальная температура, которая не докучала ни одним лишним градусом.
Практически всё время он слышал разные голоса, которые звучали где-то за пределами этого дивного мира. Они всегда имели разную интонацию, и Орландин даже немного научился отличать одни от других, спустя какое-то время. Но один из них регулярно повторялся и никуда не исчезал, как это делали другие: то был голос его матери. Серый львёнок понял это точно так же, как понял, что у него есть тело, которым он может управлять. Так, сперва он пошевелил лапой, затем - другой, затем пошевелил головой, а потом и вовсе возрадовался тому, что у него есть что-то, что ему подвластно, например, это тело, поскольку об иной власти Орландин ещё не знал.
А потом... Бах! То есть... Плюх! И всё. Орландин оказался где-то не там, где был прежде.
Его тело приземлилось на плотную землю: он раньше не знал о том, что существуют такие твёрдые плотности. Стенки, на которые он натыкался внутри матери, всегда были мягкими и приятными, не такими. И земля эта была куда более холодной. После того, как там оказался наш маленький герой, туда же упало и несколько других тел, но...
Язык матери несколько раз прошёлся по телу серошкурого, и он был доволен. В этих прикосновениях он почувствовал всю ту теплоту и заботу, которую он от неё ожидал, однако позже осознал, что это была всего лишь теплота её тела, а не какая-то там душевная радость появлению детей на свет.
Более Руфаро не появлялось, и Орландину было от этого грустно.
После того, как он прождал достаточно долго того, чтобы мать снова приласкала его, впервые обратил внимание на то, кто находился вокруг него. Тела те были холодными и за последнее время стали будто бы заледеневшими, жутко твёрдыми, ровно как и земля, на которой лежал Орландин. Маленький котёнок потыкался в них то носом, то лапами, то чем ещё - никакой реакции не было.
Орландин спрятал свою непропорционально большую голову между маленькими лапками, что было не совсем трудно. Ему было страшно, ему было холодно, ему было одиноко, ему хотелось этого избежать как можно сильнее, как можно скорее. Он чувствовал отчаяние, а это совсем не то, что нужно чувствовать маленьким котятам, которые только-только появились на свет. Они не должны лежать в окружении мёртвых братьев и сестёр в ожидании возвращения матери.
Что думал наш герой на этот счёт? Конечно же, он не понимал, что происходило, поскольку был чересчур юным, что, наверное, к счастью. Но ему было грустно, он понимал это, да. Грусть он познал очень рано и очень близко. Ему хотелось, чтобы кто-то обратил на него внимание, и это было не эгоистичное желание стащить всю заботу тех, кто только может её проявить, на себя. Нет, он ещё не познал никаких отрицательных черт: он всего-то хотел понять, что он всё ещё кому-то нужен, что ему есть смысл продолжать толкаться своими лапками во все стороны, чтобы расшевелить кого-то из своих братиков или сестрёнок. Разве мог Орландин уже понять, что есть такое смерть?
Смерть и предательство - разные вещи, чтобы понять их одновременно и так рано.
Орландин чувствовал себя слабым. После каждого нового движения конечностями он чувствовал себя всё хуже и хуже, а голова его начинала немного болеть. Становилось всё холоднее и холоднее вокруг, и холод этот шёл не только со стороны покойных своих сиблингов, а со всех сторон, с которых он только мог идти.
Во рту было очень сухо и неприятно: ему впервые хотелось и пить, и есть, и всё сразу и ещё раз, очень даже хотелось. Пока что он ещё не знал, как именно ликвидировать свои ощущения: ему нужна была хотя бы мааленькая подсказка, но не было ни единого шанса её получить.
Уже изнемогая от холода и и усталость, Орландин совершил то, о возможности чего раньше и не знал: просто запищал. Писк его был тихим и неуверенным, может быть, слишком тихим для того, чтобы кто-то его услышал, а, может быть, наоборот, достаточным. Маленький зверь ещё не был лишён надежды, а осталась она у него последняя.
