Западные берега реки Зимбабве. (северная часть у слияния с гнилой рекой)

Пустошь… она никогда не меняется и не изменится, сколько бы лет не прошло.
Пробежав вдоль гнилой реки, воды которой застыли как кисель, но только зловонный, испорченный не то богами, не то временем, Такэда вышел на выжженную солнцем и выбритую ветрами равнину, усеянную крупными и мелкими камнями, глядя поверх нее за горизонт, туда, где возвышалось плато. А за ней, пик, покрытой снегом горы. Много чего рассказывали об этих местах, странного, непонятного и удивительного. Якобы, там, в вышине обитало загадочное племя львов, и что там жил ужасный Смауг, не то медведь, не то демон, не то дракон. Зверь фантастический и реальный ли, не ясно. Херь в общем, как говорил один из бандитов Пингвина, крупный и сильный лев, тупой как баобаб.
Вздохнув сквозь зубы, Такэда нашел взглядом Термитник, отмерил от него несколько лап и прикинув расстояние неспешно потрусил вперед. Термитник снова вернул его к мыслям о матерой, к которой после встречи он возвращался довольно часто. Пытаясь разобраться в себе  и… в ней. Он все старался выкинуть из головы эту самку, но у него ничего такого не получалось и волей или не волей, случись на его пути свободная минутка он снова возвращался к ее образу, сам того не желая. Или, все же желая?
«Дорогая моя…» - мозг осекся. Он даже имени ее не знал. Камни легко ложились под лапы, словно он и не был никогда львом, а был чем-то странным, рожденным для того чтоб вечно скитаться по пустоши в бессмысленных попытках отыскать свою судьбу, которой нет. Что-ж, она не ответила ему тогда, у Термитника, не ответила и в джунглях. «Фееричный долбо*б!» - вспомнились слова Манги, который, сидя на ветке и наблюдая за очередными душевными мучениями черного, доедал его добычу, которую каким-то непонятным образом умудрялся затащить на нижнюю ветку ближайшего дерева, пока Такэда безуспешно пытался надрать зад его брату. Да что там! Хотя бы догнать шустрого и умного леопарда. Иногда лев жалел, что эта парочка каждый раз отправлялась странствовать по своему пути, не слушая его предложений. Как же они его бесили! Вместе и по отдельности. Но, от чего то именно в их компании лев себя не чувствовал лишним и все проблемы превращались не более чем в облачко на небе, которое быстро уносило ветром.
Могила появилась из дневного марева неожиданно, словно сама выросла из под земли. Не совсем там, где Такэда ожидал ее увидеть. Он просто заметил знакомую гряду камней и двинулся к ней, откинув, наконец, мысли в сторону, и о матерой, и о Манге. Небольшая кучка камней не изменилась с тех пор, как он тут орудовал, только цветы превратились в темные сухие палки, разлетевшись в разные стороны. Несколько стеблей, правда, все еще держались под порывами ветра. Отполированные ветром и горстями песка, что он кидал в них, словно шрапнель из орудий, надеясь сбить этих стойких солдат, которые шептали: мы помним…
Подойдя к сооружению, лев легким движением сбил их, а потом молча начал разбирать камни с вершины, скидывая их на землю. Это была самая легкая часть, и вскоре камни были разбросаны вокруг, и ему предстал небольшой холмик земли. Такэда знал, что там, под ним лежит череп гиены. Он не знал ни его имени, ни того, кем было это существо при жизни, но четко знал, что оно было достойным существом своего рода. Недостойным таких почестей не оказывают. Уж кому как не ему, знать, как умирают личности, оставившие в сердцах других только черные отметины, не сделав нищего хорошего. Ничего такого, что могло бы породить порыв в последний раз, когда они будут уже за чертой, и их тела станут не более чем мясом, сотворить что-то грандиозное, необычное, приятное для них.
Неспешно и вдумчиво он принялся составлять из камней первый ярус. Это оказалось не слишком сложно, но все равно потребовало некоторых усилий – камни раскатывались, норовили лечь не ровно и льву пришлось попотеть под солнцем, прежде чем первый круг камней словно основание крепостной стены лег вокруг могильного холмика. Дальше было еще сложнее: Такэде пришлось одной лапой прижимать по одному камню к груди и так их держа прыгать вокруг могилы на трех лапах, ища место, куда камень мог бы лечь чтоб не скатываться. И все равно он ошибался, и камни падали, ложились не ровно. Но, черный не сдавался. Стиснув зубы, он повторял операцию снова и снова, даже когда голова начала кружиться от жары, даже когда начало казаться. Что вокруг собираются гиены, словно вылезая из-под земли, странные, призрачные… Но, в конце концов, все заканчивается и даже самое сложное дело имеет свой конец и результат. Воткнув цветы в вершину аккуратно сложенного кургана, лев прижал их небольшим, с четверть его головы, камнем и отошел к гряде, бессильно шлепнувшись под один из больших камней.
В мире ничего не изменилось. Все так же дул сухой мерзкий ветер, несущий в себе горсти песка и теперь сыпавший их в цветы, на Такэду, нахально пытаясь запихать песчинки ему в глаза, в нос в пасть, в другие куда более интимные места. Раскаленный воздух колебался над пустошью и в нем медленно ползли, меняли очертания линии далекого термитника, а рядом с грядой стоял ровный, аккуратно сложенный курган, под которым лежала гиена. Как и  тогда, когда он впервые пришёл сюда в отчаянии, как и сейчас, когда он уверенно двигался вперед, к своей новой цели, даже не ведая, в правильном ли направлении идет. Но на душе было хорошо. Не то, чтобы птицы пели, но Такэда чувствовал, что такие дела доставляют ему куда более удовольствие и удовлетворение, чем те, которые он совершал до этого, и он понимал, почти пришел к выводу, что должен заниматься чем-то совершенно противоположным, занятиям Пингвина и прочих банд. Это… это было глупостью, чушью, блажью. И черный понимал, что у него никогда не хватит сил, чтобы совладать с такой массой зла, что успел накопить мир и что он знал. Да и не пойдет за ним никто! Но, одно Такэда знал точно – такое занятие ему по душе и он намерен попробовать провернуть это дельце. Один или нет – время покажет. Прикрыв глаза, он прошептал:
- Неплохо, да, весьма неплохо поработал.
Дело было сделано и теперь Такэда мог передохнув, отправляться в путь. но, черт возьми, куда?! Он не знал. надо было бы поискать Ишу и Кейону, но где? Это все равно что искать семечку на поле...

- Да уж, и правда. – донёсся до его ушей совершенно неожиданный ответ. Нет, Такэда был бы только счастлив, если бы его кто-нибудь похвалил за работу, но только не тогда, когда он отдыхал, прячась в скудной тени под камнем, свято веря в то, что вокруг него в радиусе тысячи шагов нет даже сурикаты, не то что хищника, размером со льва.
- Вот, хрень! – не сдержавшись, выпалил лев, вскакивая на лапы и вертя головой, на тот случай, если гиена которая приперлась сюда, видимо, тоже посетить могилку,  была не одна.  Как получилось так, что он проглядел эту гиены, Такэде было не понятно. Ну, ведь оглядывался же по сторонам, пока возился с этой чертовой могилой! Как так этому полосатому удалось так незаметно и тихо подкрасться к нему, да еще и так быстро? Но, вокруг никого больше не было, и никто не прятался за камнями, да и вообще, любителей посидеть в засаде под палящим солнцем не наблюдалось. А вот объект для разговора ему попался весьма занятный. Такэда не сразу понял, что видит через очертания полосатой гиены, камни и часть пустоши что была за ним.
«Мне мерещится! Это все из-за жары. Просто не фиг было возиться с камнями под палящим солнцем» - думал он, медленно облизываясь и сплевывая с языка на землю мелкие песчинки, неотрывно глядя на полосатую гиену, которая так же неотрывно и с легким призрением смотрела на него.
- Ты всего лишь глюк. – изрек наконец Такэда, усаживаясь под камень, туда, откуда недавно вскочил, приняв гостя за существо из плоти и крови, а не за плод своей солнцем запечённой фантазии.
- Да, в каком-то смысле ты прав. – неожиданно ответила гиена, бросив такое глупое занятие, как рассматривание льва, а затем обежала могилу, придирчиво ее изучая: - Хорошо сложено, со вкусом. Камни хорошо подогнал, молодец. – наконец, изрек полосатый. Остановившись он потянулся к цветам, несколько раз щелкнув пастью. Но на растения это не произвело никакого эффекта: - А цветы зачем? Я не козел…
- Цветы? Это не моя идея… - фыркнул Такэда, который все это время следил за действиями неожиданного собеседника, думая о том, стоит ли ему отвечать, ведь по его мнению, он общался сам с собой, закатив глаза и прислонившись затылком к камню. Эта часть валуна не нагрелась и он приятно холодил льву затылок, вроде как, помогая вернуться в нормальное состояние, но на видение это никак не подействовало. Отнюдь! Полосатый требовал общения и подойдя к нему, уселся напротив, став чуть более прозрачным, так что через него можно было разглядеть термитник вдалеке.
- А чья? – поинтересовался он: - Ну не Амадея же! И не этого замороченного на идеях дружбы и братства, пердуна Дуго. – поморщившись, будто его мучила зубная боль, полосатый через некоторое время изрек: - встретишь его, скажи что его идея с местью этому льву… - он прищурился, поворачивая голову, то вправо, то влево, не то глядя куда-то за горизонт, не то просто не желая встречаться взглядом со львом: - ну как бы неправильная совсем. 
«О, отпускает, похоже… что ж делать то? Поговорить с ним что ли?» - размышлял в это время черный, лениво глядя на призрачную гиену, которая никак не хотела исчезать. А та не унималась, добавляя перца в разговор: - А, вот еще! Когда пойдешь в прайд Фаера, если увидишь моего сынишку, то передай что я это… - полосатый вздохнул: - как бы умер.
- Ага… - лениво отозвался Такэда, закатив глаза, а потом спросил, впрочем не ожидая от полосатого какого либо ответа, и скорее ,задавая вопрос себе самому: - А с чего ты взял что я пойду в прайд Фаера?
- Ну как? – хохотнул полосатый. Вскакивая на лапы: - Ты же Мисаву трахнуть хочешь?
Такэда закашлялся. Он хотел было сказать этому самому видению, много чего интересного, но слова застряли в горле. Ну, надо же какое у него оказалось интересное сознание – даже глюков подбирает осведомленных, интересных таких. С такими и друзей не надо. Пожрал валерианы, и болтай с ними, хочешь с гиеной, а хочешь со львом.
«Интересно, а матерая мне привидится может? Ну вот так же, натурально. Вот же блин, и имя уже есть» - он улыбнулся, прикрыв глаза и представив ее, а потом резко раскрыв глаза поднялся на лапы, отбросив эту мысль в сторону, потому что вилять задом в чистом поле трахая собственный же глюк, как то не хотелось. Лев и не сомневался, что удовольствие получит, но как-то проверять это не хотел. А еще меньше хотел, чтоб его увидели со стороны, как он все это делает. Однако, до встречи с матерой ему было так же далеко как до луны пешком, а потому Такэда отряхнулся и решил попрощаться со своим приятелем. Хотя и не надеялся особо, что тот отстанет. До озера, что находилась восточнее пустоши, было не так уж и близко, так что в любом случае наболтаться в дороге они должны были успеть.
- Уже уходишь? Жаль… - неожиданно выдало видение, отходя назад, к могиле.
- Да, надо бы. – ответил Такэда, в последний раз разглядывая его и все не решаясь спросить, от чего он полосатый. Ведь тут, в районе пустоши жили исключительно пятнистые гиены, которые, судя по слухам, полосатых сородичей не жаловали. Но, задать самому себе этот вопрос он как-то не рискнул. То ли боялся офигеть от ответа, то ли боялся встрять тут в беседу о разнообразии видов и местах их проживания. Сложно было сказать. А полосатый тем временем не унимался:
- Тебе нужно на Дальние пастбища, судьба ждет тебя там. – даже направление указал и Такэда, повертев головой и прикинув, там ли должны быть пастбища, понял, что полосатый указал все верно.
«Но почему на пастбища?! Почему не к озеру, до него ближе! Типа не топи свою голову в воде, поглючь еще, давай поговорим? Сознание, эй, хватит!» - Такэда закрыл глаза, а затем глубоко вдохнув, выдохнул, пытаясь понять, с чего бы это он мог решить, что на пастбищах его ждет судьба? Ответ как то не находился и черный решил, что почему бы и нет? Не было особой разницы куда идти – к озеру или на пастбища. И там и там был водоем, и там и там была хорошая пища, и там и там росли деревья, в тени которых можно было укрыться. Но черт возьми именно на пастбищах его ждала судьба! Хотя, если так подумать, то идти надо было на озеро, ведь прошлый раз весьма симпатичная судьба попалась ему там. Еще немного постояв на месте и прикинув, не могла ли прошлая судьба и правда обзавестись львятами, Такэда понял, что даже если могла, то времени их родить, у нее не было. А значит, львица не будет ждать его там, под деревом, ожидая папашу, чтоб огорошить, а заодно вручить часть потомства в надежные лапы…
«Нет, к черту! Не стоит испытывать судьбу! На пастбища, так на пастбища».
- Постой. – неожиданно окликнуло его видение. Когда лев уже заходил за гряду камней. Гиена так и осталась там. у могилы. Наполовину в нее спрятавшись, так что из кучи камней торчала только голова: - Так что насчет сына?
- Сына? Ты серьезно? Блин, полосатый, даже если его львы не съели, то как я его узнаю? Гиен – тысячи в саванне и все похожи. – льву только и оставалось что развести лапы в стороны, но он сделать этого не мог, потому что так потерял бы опору и шлепнулся на землю. А ведь очень хотелось так сделать: теперь его воспаленный мозг еще и просил о всякой фигне. Нет, можно было отказать конечно, но тут льву стало интересно: - передам, но ты хоть имя его скажи.
- Иннокентий. Песочного цвета пятнистая гиена…
- Иннокентий? Ты назвал сына Иннокентием? – чуть было не расхохотался Такэда, возвращаясь к могиле. Его же собственный мозг его троллил, да еще ведь как тонко, зараза: - и как у полосатой гиены родилась пятнистая, скажи?
- Как, как? Мать была пятнистой. Мать! - ответил ему полосатый самец, и Такэде показалось, что он злится. Проверять, что будет, если на него нападёт его же глюк, лев не стал, попятившись от могилы назад, из которой все еще выглядывал скалящий зубы полосатый, и сказав: - Ладно, ладно, не кипятись… Что там с приметами?
- Ну… он еще подросток, так что грива только начинает расти. Песочного цвета, с пятнами, но проглядывают и полосы. – самец замолчал, на миг полностью исчезнув в могиле, а Такэда напряг все свое воображение, чтобы представить себе этот коктейль. Получалось, что не узнать гиену будет невозможно.
- Хорошо! – легко согласился он. А почему бы и нет? Вдруг, наконец, отпустит? В конце концов, вот это то обещание точно выполнять не придется – ведь нет никакой гиены и сына у нее никакого нет. Приглючится же такая муть по жаре: - ну, я пошел?
- Иди. – донеслось вслед, стоило ему только отвернуться: - и постарайся не получить рыбой от первого встречного.
А вот это было уже через чур. В «леща» играли Манга с Еши, когда были сыты, и им удавалось поймать рыбу достаточно больших размеров. Суть игры заключалась в том, чтоб ухватив рыбу зубами за хвост, съездить ей по морде какому-нибудь льву. Обычно, после этого, парочка с диким хохотом, которому могли бы позавидовать гиены, убегала. Играли они иногда и на троих, и не раз Такэда получал по морде этим самым лещом, ну и сам не раз соответственно бил им по морде леопардов… но от чего он подумал, что есть шанс встретить их на пастбищах?! Это же… Это же совсем не их территория! Хотя, дебри по идее, довольно близко. Меньше дня пути. Проверить это можно было только одним способом, но Такэда все же решил задать последний вопрос и обернувшись спросил:
- А почему собственно, рыбой, а не леща?
Но, ему никто не ответил. Некоторое время, обескураженный таким неожиданным исчезновением своего глюка, лев, все еще стоял среди камней, а затем двинулся к пастбищам, пробурчав под нос: - Тьфу ты, привидится же всякое…

Дальние пастбища.

Отредактировано Takeda (13 Апр 2016 01:31:02)

–→ Высохшее русло.
Происходящее напоминало чем-то страшные сказки для маленьких львят, которые им рассказывают заботливые мамы. Что-то из разряда "не шляйся один , особенно в тумане, особенно с незнакомцами". Сколько из этих заповедей нарушил Кеша? Ах, да, он же гиена.
Пока они шли, крокут как-то не думал, где лежит финальный пункт их путешествия, хотя  эти земли он как-то немного знал. Когда компания вышла к пустоши, бровь гиены вопросительно изогнулась. Примерно так отреагировал и лев, крепким словцом приправив своё недоумение. Кеша же пожал плечами - ну туман, ну густой. Переглянувшись с Леопольдом, подросток слегка сморщился вслед ругательствам - конечно, Иннкоентий не был ханжой, но к ругани ещё не успел привыкнуть.
Услышав ответ на свой вопрос, гиена споткнулся и закашлялся. Немного отстав, он смог позволить Леопольду нагнать себя, чтобы пошептаться с ним:
- Но...Такэда...Такого не может быть! Или может?!
Пытаясь идти на равных с теперь кажущимся очень подозрительным львов, крокут то и дело оглядывался то на самца, то на его спутника, пытаясь уловить, к чему они клонят и куда идут. И, кажется, оба были слегка в непонятках. Лев явно ожидал чего-то другого...А леопард, кажется, просто трусил. Хотя и Кеша не сильно-то блистал храбростью, сейчас его вело любопытство и... нечто большее? Этого крокут понять не успел, почти хором вторив леопарду.
- Обряда?
Только сейчас Кеша заметил, что лев собрал что-то вроде букета из разных трав и цветов (и где успел, вокруг одна пустошь выжженная...), и что леопард слегка против этой непонятной затеи.
Вообще Кеша тоже был против. Он не хотел делать ничего похожего на "обряд", потому что это было что-то странное. Ему про "обряды", конечно, рассказывала та львица из сна, но он не спрашивал уточнений!
Его глаза вглядывались в белый туман. пока кошки спорили...И пока леопард едва ли не с прыжком словесно накинулся на подростка.
- Ради меня?! -   с вызовом переспросил он, слегка оскалившись, = Что прекратить?!
Кеша никогда в жизни не истерил. Не собирался и сейчас, его просто начинала бесить эта ситуация с непонятно чем.
От кровавой жатвы спасли слова льва. Старясь не потерять его в тумане, Кеша прыжками сокращал расстояние. И совершенно неожиданно для самого себя начал бурчать что-то о том, как он "оюожает" загадки и как ему хорошо жилось в прайде. Шакал, криво усмехнувшись, кинул леопарду, идущему позади что-то вроде "Довели ребёнка."
Придя к куче камней, которые напоминали... груду камней, а что же ещё? - хищники остановились. Недоумённо взглянув на больших кошек, метис, вложив в свой голос как можно больше сарказма, спросил:
- Вы привели меня полюбоваться возложением цветков на камень?

- И-и-исполняю!!!
К счастью для Такэды, его желание не сбылось, и зад льва так и остался девственным. Полосатый призрак между тем, выбрался из своей могилы полностью и пошел на Такэду, скалясь во всю пасть, и совершенно не скрывая своих намерений полакомиться кусочком льва. По выражению его морды было ясно - ничего хорошего черного не ждет.
- Небо не видело такого богомерзкого создания как ты! - раздался в головах всех четверых гиений голос, такой знакомый и родной для Иннокентия, будто бы и не было нескольких лет разлуки, будто бы пожар, на берегах гнилой реки, не так далеко отсюда, не разделял их вовсе: - Ты опять испортил мою могилу этим богомерзким веником! -  прорычал полосатый, слегка тая в пелене тумана и надвигаясь на опешившего льва: - Ахею, ну почему ты выбрал мне в проводники этого непробиваемого идиота? - неожиданно взмолился он, припадая на передние лапы и похоже, совершенно не замечая Иннокентия: - Небо, ну почему Такэдой нарекли именно тебя? Тысячу лет общаться с полным кретином!!! Хуже тебя только Дуго, только он такое мог бы придумать! - с этими словами полосатый прыгнул на льва, намереваясь вцепиться тому в морду. Но ничего не произошло - призрак исчез в теле льва. Впрочем, он тут же появился на противоположной стороне от льва и со словами: - Да тебя же даже избить нельзя! - прыгнул снова, и снова с тем же результатом.
Он несколько изменился, по сравнению с тем митисом, которого в последний раз видел маленький Иннокентий. Бока слегка впали, выдавая ребра и появилось несколько новых небольших шрамов, которых ранее не было, незаметных простому глазу, но сразу же бросающиеся в глаза Кеше, который слишком хорошо знал эту полосатую гиену. И кажется, белые шерстинки посеребрили подбородок и виски. Движения стали резче, голос глуше и грубее, но все же это был все тот же родной голос, привычный ему с детства, дающий напутствия или ругающий за проказы, это несомненно был он.   
- Просто невероятно, как вы, львы... - в этот момент его взгляд встретился со взглядом Иннокентия и призрак замер, замерцав и слегка потеряв в четкости, так, что его лапы растворились в воздухе, полностью исчезнув. Но, секунду спустя, он появился вновь, полностью и куда четче, словно и правда был жив: - Ке-ке-ке... - у полосатого задергалась губа, он напоминал наседку в гнезде: - Кеша! Кешенька!!! - наконец, сумел произнести он, бросившись к сыну. Остановившись перед ним, Такэда по привычке попытался его обнюхать, а затем нежно коснуться его мордочки своей лапой, но та, увы, прошла сквозь плоть полукровки без какого либо затруднения: - Неужели это ты, сынок? Как подрос то, мама бы не узнала... - слегка попятившись, вздохнул полосатый, но, вскоре опомнился, обернувшись: - Такэда, хобот тебе в задницу, как тебе хватило ума привести сюда моего сына?! Тебе ли не знать, как здесь опасно? - он снова развернулся к Иннокентию, обежав его вокруг - для призрака пройти через камень за спиной Кеши не составило труда: - Ну, сынок, ты как? - он попытался приобнять его, но тщетно: - Не голодаешь? Собратья не обижают?

Неожиданное появление призрака на сцене их безумного театра, в котором Такэда до этого был главным действующим лицом, сбило все планы. Хотя, надо признаться, планов у Такэды по сути то и не было. Черногривый просто надеялся на удачу. Так же, как и в тот момент, когда сказал Мисаве что найдет ее дочь. Так же, как и когда сказал Ише, что приведет ее к Мисаве. Так же, когда согласился призраку помочь отыскать его сынишку. Он никогда не задумывался о том, как то, что он должен был сделать, будет сделано, и каковы его шансы на то, что предприятие будет успешным. Однако шел и делал.  Ну, как делал? То что он задумал, обычно, само получалось. Рано или поздно, так или иначе, но все что он обещал, получалось. И в эти короткие моменты лев чувствовал, что делает не только то, что доставляет ему, в результате, сиюминутную радость, но и то, что нужно другим. То, чего им до этого никто не мог дать.
Вот и сейчас, отойдя в сторону, глядя на Иннокентия и сидящего рядом с ним, полупрозрачного отца, он думал о том, что его безумная идея, его путь, были проделаны не зря. Они все таки встретились и теперь оба узнают о том, что произошло с ними во время разлуки, без его непосредственного участия.
- Охренеть... настоящий призрак. - прошептал Манга, тихо подкравшись сзади и из-за плеча льва глядя на общающуюся парочку: - Да ты шаман...
Такэда вздрогнул, и с мрачным выражением морды покосился на Мангу, а затем тихо произнес:
- Нет. Боюсь, дело в другом. - он помедлил, а затем добавил: - Как же мерзко быть проводником... наверно, я слишком слаб духом, чтоб доставлять вести.
В это время призрак подал голос, вопрошая о том, зачем Така притащил сюда его сына. И правда, зачем? Черногривый ответил не сразу, молча глядя на двух гиен, из двух миров, встретиться у которых на границе яви была, наверно, последняя возможность. День вступил в свои права и туман медленно уползал в пустоши, рассеиваясь и оставляя жадному взору солнца, мертвые, серые камни.
Поверил бы ему Иннокентий? Сумел бы поверить словам льва о том, что его отец погиб и похоронен в пустоши? Такэда, молчал, не желая признавать то, что испугался ненависти этого маленького  существа, которую оно было способно обрушить на него, принеси он эту новость ему там, на холмах... вот он и пошел, побежал прятаться и спасать свою задницу, от того что испугался гнева какой-то маленькой гиены и его папаши призрака. Хотя может и не так... Одна мысль о том, какие чувства захлестнут Иннокентия, произнеси он эти три слова: "Твой отец мертв", превращали его разум в унылое, топкое болото, водную гладь которого лишь иногда тревожили одинокие мысли, всплывающие на поверхность кучками смрадного дерьма. Впрочем, он и так видел все, что произошло прямо сейчас, на его глазах, и от увиденного было не легче. Вот если бы полосатый был жив...
- А что я должен был ему сказать? Что ты умер? - наконец-то мрачно отозвался лев, слегка ссутулив свою спину, будто хотел наклонится к могиле и что-то ей прошептать. Глупость, глупость! Все его поступки несусветная глупость.
- Что теперь твое тело лежит в пустоши? - попытался оправдаться лев. Он замолчал, а затем уселся рядом с курганом, поправляя камни у основания. Не потому, что они там криво лежали, а потому, что льву срочно понадобилось занять чем-то свои лапы, чтоб скрыть волнение, как-то расшевелить болото мыслей в своей голове, чтоб д*рьмо хотя бы перестало всплывать наружу: - А что я должен был бы ему сказать, когда он спросит, от чего эту весть принес я?
Он замолчал, выпрямив спину и глядя в пелену тумана, которая редела, рассеиваясь и утекая, словно талая вода под лучами палящего весеннего солнца.

Переругивания взрослых никак не задевали малыша, он лишь медленно, но с уверенным упорством переваривал сказанное. И ведь тёмный лев был прав - скажи он сразу о том, что Такэда-который-его-отец-и-гиена умер, крокут бы ни за что не поверил. Но теперь, когда перед Кешей во всём своём призрачном "великолепии" стоял отец и в столь привычной для него манере реагировал на сказанное. Глядя за каждым его движением, каждым изменением выражения морды и, что скрывать, даже неосознаваемым до конца желанием всё-таки дотронуться до сына, Иннокентий всё больше и больше мирился с участью...сироты? Он почти угрюмо помотал мордой, смахивая слёзы - такие ненужные теперь слёзы, такие бессмысленные и такие лишние. Они уже ничего не изменят, а показывать себя слабым, когда ты один - бессмысленно. Загрызут и не заметят.
- Я как бы их гость. Могу охотиться и жить с ними, но в общем вольный гиен, - уже немного собравшись, тихо ответит гиен отцу на его замечание. Он уже не такой маленький, он теперь почти двухлетний крокут, который может и постоять за себя, и добыть себе еды, и, раз уж он решил, то  выучиться самостоятельно на шамана и лекаря.
Стоило Такэде-гиене сказать о своей смерти, как у Кеши перехватило дыхание и мгновенно вздыбилась холка. Он кинул полный ярости и бессильного гнева взгляд на льва, когда отец его опередил своим заверением о другом убийце. Не опуская вставшей "гривы", он несколько напряжённо оглядел округу, как бы проверяя, чтобы ни одной другой большой кошки тут не было. Тихо, но низко утробно заворчав, он потупился.
Львы.
А он им доверял.
Нет, конечно, тот факт, что его спасли львы, причём неоднократно, несколько поменял отношение крокута к кошкам, однако же в этот момент его мнение резко поколебалось. Он видел немало кошек, желавших ему смерти за сам факт его существования; некоторые же однако относились к нему с пониманием, некоторые даже научили паре интересных штук. Жизнь - вещь сложная, неоднозначная и так часто делающая СЛИШКОМ больно.
- Я найду его, пап, - пообещал подросток скорее самому себе. Раз отец так стойко спасал Амадея, значит, тот на самом деле этого стоил. А если не стоил... То это будет ещё одним уроком пятнистому.
Слова о смерти матери заставили его плечи ещё больше поникнуть, а голову ниже опуститься. Нет, он предполагал, что мать всё-таки не успела выбраться, в первую очередь спасая мелкого и тщедушного даже по меркам гиен сына, но всё же не хотел в это верить до конца.
Пришлось.
Его семья распалась так быстро, и по вине природы. Кажется, этого нельзя было избежать, однако же теперь на плечиках мелкого крокута лежала вина, которую он должен был искупить любым ему доступным способом.
- Я буду приходить к тебе, - сказал Кеша, поднимая взгляд на постепенно исчезающего отца, - И хорошо, что мне есть, куда приходить...Эй! - последнее слово гиена выкрикнул, глядя на уже еле-еле различимые очертания призрака, - Нет! Нет, пожалуйста, не бросай меня! Папа! - кричал гиена, бегая и прыгая вокруг своего рода обелиска. Когда дух полностью исчез, крокут бессильно обнял лапами один из камней, прошептав еле слышно "Не оставляй меня...".

***
Он не знал, сколько времени провёл так, в безмолвии, в бессилии, в тщетной попытке согреть навсегда остывшие камни. Кажется, даже лев уже ушёл, оставив мелкого в его горе. И правильно - видеть львов ему хотелось последним. Сейчас перед ним стояла совершенно другая цель - найти Амадея, этого загадочного спасённого, чья жизнь стоила жизни его, Кеши, отца. Гиена совершенно не имел понятия, где именно стоит искать этого персонажа, но был совершенно уверен, что ему потребуются определённые запасы трав. Форс-мажоры в его жизни случались слишком часто, чтобы игнорировать возможность собрать с собой походный набор.
И Кеша направился к водопаду, который находился в небольшом отдалении от прайда Фаера. Ещё живя среди гиен, его мама рассказывала о том, что там, вниз по течению Зимбабве, есть огромный и поражающий своей красотой водопад. Вполне вероятно, что там будет что-нибудь полезное расти. И, кроме того, он мог не бояться патрульных - как гиена в прайд Скара он мог зайти спокойно. Наверно.
- Леопольд, - тихо позвал своего спутника крокут, - Пойдём. Я хочу пить.
Эти незамысловатые слова были молчаливо одобрены шакалом, который, с уважением идя поодаль, следовал в доныне неизвестные ему земли.

————-→ Водопады Зулу.

Начало игры

Это была прямо дорога в никуда. Чавдар выбрался на какую-то открытую местность и тут же пожалел об этом. Здесь его видно, со всех сторон. Если только он не ляжет и не сольется с камнями. Ему не было интересно, кто здесь проживает - новые знакомства хороши в меру, и обычно на таких пустырях промышляют либо гиены, либо львы-отшельники. Для них Чава, увы, легкая добыча, и только красноречие сможет его спасти от пары-тройки идиотов, которых еще можно кое-как переубедить. Бывают упрямцы, которым заливай сказку-не заливай, они не отступятся от своего, не заткнутся. Будь Чава в свои годы похож на настоящего льва, выше, сильнее, грознее, он бы точно не боялся никаких пустырей и странников на пути.
Лев остановился, с тревогой вслушиваясь в раскаты. Туман не позволял сильно много увидеть, а резкая вспышка и вовсе ослепила льва-карлика: он невольно зажмурился, открыл глаза и оказался во тьме на пару мгновений. Приятного мало - вдали будто что-то взорвалось; багряно-розовое зарево видел Чавдар, вглядываясь вдаль. Клубы темно-серых облаков заслоняли небо. Дрожь земли наконец унялась - Чава подметил, что ему уже осточертело трястись и выглядеть смешно. К тому же, когда есть кому смеяться - сложно было не заметить идущего за ним подростка-мозгоклюя, который преследовал какие-то только ему ведомые цели. Лев решил продолжить свой путь, понадеявшись на то, что тот тип от увиденного и услышанного забыл как ходить и говорить.
Вдалеке вулкан извергал пламя и лаву на свое подножье. Оно пылало, как щёчки смущенной комплиментами львицы, и если бы Чавдар был сильно зол, а еще знал об извержении вулкана, он бы непременно со всей любезностью направил нежеланный "хвост" именно туда. Но сейчас Чава скорее был просто раздражен и обременен компанией, к тому же столь неинтересной. О чем можно поговорить с юнцом? О происходящем событии, громе и земле, уходящей из-под ног? Едва ли.
«Игнорирование дети не любят. Пускай уходит. Я не желаю быть посмешищем».
Но можно сказать, что он уже им был. Больше всего в жизни он не любил быть центром насмешек. Его оскорбляло это - будучи в душе воином и бойцом, он сидел в теле какого-то карлика-слабака и был вынужден терпеть. Не драться, не отстаивать свою честь, не защищать - терпеть.
Прекратив себя накручивать, Чава двинулся вперед, спешно переставляя толстые лапы, будто куда-то торопился. Он постарался больше задумываться о том, как давно происходит бедствие на этих землях и что вообще это такое. Оно до сих пор оставляло льва обеспокоенным. Наверняка стоило спросить у местных жителей об этом, но сначала следовало разобраться с "хвостом".
— Что тебе надо? — произнес Чава, обернувшись. Высокий голос портил все попытки сказать как можно серьезнее. — Катись ты к черту, только не ходи за мной. Я не выношу рядом с собой тех, кто выше меня только в росте.

— Ну ты и дрянь!

Есть такие личности, попросту назовешь такую дрянью, потому что идет это слово и к морде, и к характеру, и к ситуации. Возможно, действительно гордость Чавдара ему пошла не на лапу, но этот сопляк сам по себе тот ещё фрукт. Лев прошипел сквозь зубы, посмотрев на кровоточащую ссадину на плече. Попал поганец камнем, да как только не промахнулся. Рослый подросток, на которого Чава напрямую бы смотрел задирая морду вверх, безгривый, что странно в его возрасте. Карлик недолго оценивал своего преследователя, так как не было в нем ничего особенного. Очередной подросток, вышедший из возраста "я не бегаю за сиськой мамы", загнанный или просто замученный окружением. Надо было останавливать кровь. Болит все-таки не слабо. Только не выкинет ли чего этот парень еще? Нашли друг друга на пустыре, называется!

Впрочем, порыв укусить неприятного типа за ляжку никак не исчезал. Взгляд Чавдара приобрел очень хмурый вид. Теперь он выглядел очень возмущенным коротышкой, который будто бы намеревался смешно бежать навстречу врагу. Будь у него много союзников, то это выглядело бы действительно устрашающе. А внезапное появление здорового защитника было бы весьма к месту. Тогда бы этого поганца и след простыл. Впрочем, на это Чаве надеяться не приходилось.

"Обидчику нужно нанести ответный удар", — подумал Чава и вдруг осознал, что так только его отец говорил. Да, его сын был терпилой и позорищем, и сейчас мог лишь кинуть гневный взгляд в сторону подростка. Хотелось со всего маху дать тому уплеуху, чтобы он под ударом лапищи просто отлетел! Вот это было бы мощно! Чава даже улыбнулся краешком губ, подумав об этом. Но всё же это только какие-то мечты. И ему нужно было рассуждать здраво. И правда, нужно ли было решать этот конфликт силой? Вроде как оба льва имеют головы на плечах.

— Не советую тебе больше так делать. Это достаточно больно, к твоему сведению, — обратился наконец Чава к подростку с неприязнью, небольшими шагами подходя к нему. Небольшая хромота не позволяла сделать ему шаг больше и он едва ли не начинал спотыкаться. Карлик остановился на мгновение, все так же недовольно и хмуро смотря на темношкурого, затем пошел снова и продолжил уже с каким-то примирением: — Мы можем разойтись мирно. Я все же имею склонность к дипломатичному решению конфликтов. С любым можно договориться. Нам необходимо достигнуть компромисса.

Чавдар уже шел мимо подростка, к слову, макушка карлика едва доставала до плеча льва. Серый делал вид абсолютно беспристрастный, несмотря на то, что плечо саднило от неприятной раны, а раздражение переполняло его. Доброту и терпимость снова приходилось прятать перед лицом обидчика. Нельзя же взять и простить вот это?
Почему он должен терпеть такое отношение? Гордость брала своё. Почему-то сейчас Чавдару хотелось противостоять такому незначительному противнику, который был значительно больше его самого. Дух воина в теле карлика - не это ли забавно?

— Но сначала! — он не договорил, потому что не посчитал нужным. Хотя эта фраза уже звучала достаточно емко. Чавдар всё же не устоял перед желанием прикусить обидчика за ляжку, и с максимальной резвостью, будучи похожим при этом на неуклюжее бревнышко, атаковал противника. А была ли это действительно атака... Чавдар максимум что резко потянулся к задней лапе противника и раскрыл пасть, чтобы куснуть как следует. Клыки-то все равно львиные, авось и кусится?..

Увы, удача была как всегда не на стороне Чавдара. Он потерял равновесие, вписался носом в землю, раздосадованно выдохнул и закряхтел, поднимая свою тушу на лапы. Ссадины на носу начали кровить, плечо саднило тупой болью. По-хорошему, надо пойти и остановить кровь, пожевать горькую травку. Но на деле просто так уйти он не мог, ведь тогда бы он проявил слабину. Гордость не позволяла карлику просто взять да сдать назад, несмотря на уже имеющиеся неприятные раны. Хотя казалось бы, ему-то обладать гордостью? Этому бревну на лапах?

Ещё какой гордостью. Чава пусть был маленьким, несильным и не слишком храбрым, зато обладал тем, что короли испокон веков передают своим сыновьям. Сейчас можно было бы признать поражение перед этим олухом да пойти себе дальше, но Чавдар просто так не мог. Это не дело, просто бросить начатое! Задира должен быть наказан, потому что так того требует чувство справедливости внутри Чавдара. А гордость в свою очередь не дает признать поражение от вот этого, безгривого простака. Пусть будет знать, что будет, когда в следующий раз подумает пойти на слабого.

"Это кто еще тут слабый. Мне просто не везёт, но сил во мне о-го-го", — думал карлик, сверля глазами подростка и слизывая кровь с носа. Тот как раз подставился под удар, попытавшись атаковать Чаву. Он сделал странные телодвижения, ошибся и рухнул перед серым львом. Чавдар довольно ухмыльнулся, оценил ситуацию, увидел перед собой открытый участок спины и возликовал. Вот он, шанс! Сейчас-то Фортуна на его стороне? Он, конечно, не чувствовал себя так хорошо, как изначально, ибо боль в плече и резь в носу давали о себе знать, но всё ещё не так плохо, чтобы отказываться от такой заманчивой атаки.

— Удивляюсь, как, имея нормальное тело, можно вот так запнуться! Ладно я, спотыкаюсь об свои лапы, но ты-то! — с наигранной досадой произнес Чава. Болтать ему нравилось. Затем он продолжил: — Впрочем, это наверно от недалекого ума.

Чавдар прицелился и сделал выпад вперед с раскрытой пастью в надежде, что укусит льва за спину, вопьется клыками так, что тот взвоет и просто будет молить о пощаде. Для того, чтобы потешить самолюбие Чавы, этого будет вполне достаточно.

>>> Долина горячих сердец ещё с момента схода лавины на компанию Варга >>>

– Хм… – молодой песочного окраса лев как будто в задумчивости поковырял когтем широкую трещину в растрескавшейся земле, куда буквально секундами назад юркнула мышь. Он не ел с самого утра, хотя (этому ему подсказывали его биологические часы) солнце вот-вот должно было выйти в свой зенит. Увидеть этого льву, конечно, не удалось бы в любом случае – небо заволокло дождевыми тучами и ни один лучик дневного светила не мог пробиться сквозь эту толстую завесу.

Было ли ему неприятно находиться под дождём? Глупый вопрос. В конце концов, кому же понравится ходить с насквозь промокшей гривой, насильно склоняющей голову к земле. Однако последние месяцы над этими землями стояла такая жара, что Маслахи всей душой радовался вот уже пару дней висящим над Внешними землями тучами. Настолько, что готов был полностью промокнуть и про себя ворчать о боли в шее – промокшая грива увеличивала свой вес в два, а то и три раза. Мелкая добыча, на которую лев охотился этим утром, тоже, похоже, была рада дождю; во всяком случае, то тут, то там одиночка успевал заметить пробегающих мимо полёвок и тушканчиков. И парочку даже поймал. Не то, чтобы они его насытили, конечно, но для того, чтобы перебить чувство голода до полноценной охоты, этого было вполне достаточно.

Плюнув на скрывшуюся под землёй мышь, Маслахи поднял голову и обвёл взглядом земли. Пустота и ни единой души вокруг. И что его вообще заставило оставаться в этой местности так долго?..

Видоле, через пустыню и земли клана Истока →

Лапы слушались хозяина с трудом, но Иннокентий, с упорством, коему в пору завидовать даже слонам и носорогам, шёл через знакомые земли. Сколько раз он на деле нарушил границы? Не счесть. Благо, большая часть его пути лежала на землях клана, в котором его вырастили, приняли как равного, не бросили умирать одного в засушливых пустынных землях бывшего русла... Как равного, но не равным. Многие смотрели на него косо, кто-то наверняка в глубине души грел мысль о том, как свернёт шею метису-заморышу за сам факт его появления на свет. Всё это с детства приучило Кешу к одному правилу: надейся только на себя.

Надейся... А ведь при этом на каждом шагу гиена оступался, не следовал своему же правилу, которое буквально кровью написано на его собственных синяках и ушибах. Он уже не был так зависим от Леопольда, ведь они почти незаметно поменялись местами: из подопечного Кеша стал если не учителя, то как минимум равным по знаниям, умениям. В общем, парочка получилась ещё та, в которой неугомонность и здравомыслие то старались ужиться в одном теле, то кочевали в два разных.

В общем-то, сейчас благоразумием был именно шакал, который в очередной раз предостерегал товарища: не стоит верить всяким пролетающим птицам, которые зовут их обоих на место упокоения отца Иннокентия, где их и ждёт Такэда (не гиена, лев!). Мало ли, сколько в мире могут встречаться существа с одинаковыми именами! А уж тем более, если оно совпадает с именем твоего почившего родственника. Но сейчас Кеше было не до того — лев в прошлую их встречу оказался на редкость странным, но, кажется, не очень опасным, и метис таки принял его предложение. И сейчас, уже на последних рассветных лучах, которые быстро скрыли тяжёлые мрачные тучи, они, кажется, добрались.

— Такэда? — имя отца так странно звучало на губах, но Кеша старался привыкнуть. Его голос не дрожал, но выражение явно было вопросительно-неуверенное: есть ли кто-то тут? Не ошибся ли он?

Могила, а подле неё хищники. Всё верно, они пришли. Уставшие, грязные донельзя, с, вообще-то, пустыми животами и чуть ли не в кровь сбитыми лапами (Леопольда длинные переходы утомляли, всё-таки его травма не позволяла тому выдерживать столь уж продолжительные прогулки), но они пришли. Взгляд, с которым метис обратился к взрослому хищнику, потухал на глазах, но это отнюдь не было чем-то определяющим.

— Что-то... случилось? — слегка подсевшим голосом спросил подросток, надеясь на то, что ему дадут хотя бы немного отдохнуть перед очередным походом.