Джунгли-——→>>

Бурча себе под нос, мысленно, да и в кривой попытки вслух – тоже, Кову клял тот момент своей жизни, когда согласился помочь Фаеру с переносом детёнышей. Спасибо, что их было не так много, а то всё это дело непременно бы затянулось до вечера и одним переходом не ограничилось бы. Один детёныш в пасти – уже огромное испытание для молодого и неопытного самца, которому, честно говоря, и процесса кхгм создания маленьких львов знаком был постольку поскольку, ибо без практики – мы брёвна мямлящие и трясущиеся.
Честно говоря, когда Акера назвала его Траином, он действительно подумал, что это что-то унизительное или оскорбительное, учитывая её тонкий материнский троллинг, даже если он был из добрых побуждений, а не попытки кольнуть избранника дочери. Ну и что. Быть упорным лучше, чем упёртым.
По пути до пещеры прайда он всячески старался не выронить Хикару из пасти. После первого опыта с попыткой заговорить с полной пастью больше не пытался, хотя пару раз получил для этого повод – Шантэ неожиданно так резко рванула вперёд, обогнав его, что он диву давался, кто её уже успел ужалить и что там произошло во временном логове Акеры, пока его не было рядом. Кое-как догнав самку, попутно пытаясь всячески не рёхнуться по пути и не выронить мелкого, Кову смог догнать возлюбленную, не заметив, что ещё и попутно обогнал её отца себе на радость. Он встревоженным взглядом окинул серую львицу. От его острого взора не смогли укрыться влажные дорожки от недавно пролитых слёз, как бы Шантэ ни пыталась казаться сильнее и беззаботнее – не от того парня она пыталась скрыть свой внутренний мир. Уж Кову-то успел изучить её вдоль и поперёк, чтобы знать, что эта самка даст маху любому. Одиночке иногда даже казалось, что и ему в том числе.
Несмотря на то, что Шантэ шла быстрым шагом, в логове прайда Кову оказался первым и, о чудо! по дороге нигде не потерял детёныша Фаера и случайно его не уронил, не утопил и даже не проглотил. Насколько детёнышу было комфортно с такой тряской – вопрос уже другой, но, тем не менее, со своей задачей одиночка практически справился. Он осмотрелся, пытаясь взглядом отыскать самку, к которой Фаер подложил одного из своих сыновей, и всё бы ничего, если бы Кову запомнил, как её хотя бы звали. Присмотревшись, насколько ему то позволяла открытая пасть, одиночка не то что бы решительным и уверенным шагом, но… не шатающимся и петляющим нечто направился прямиком к пятнистой незнакомой самке.
- Э-э… а зовут-то её как? – на морде одиночки отразился целый спектр разных эмоций, начиная от неловкости и заканчивая задумчивой смешной гримасой, пока он вдруг не осознал, что имеет прекрасную возможность не говорить вообще благодаря Хикару.
Детёнышей в прайде хватало и из всех самок, которых он видел, дети были только у бурой и пятнистой, но вот к бурой угрюмой матёрой он соваться не рискнул – дети его, может, не съедят, а эта проглотит и не заметит точно. Кажется, Фаер что-то говорил о ней. Ну да не важно.
Аккуратно положив Хикару рядом с Пат, случайно задев её бок носом, Кову виновато улыбнулся во все клыки, посмотрев на молодую самку. Не хватало ему ещё переполошить весь прайд.
- Фаер скоро придёт.. – не нашёл ничего умнее, чем сказать вот это, мол, я тут вообще не при делах – это всё северянин виноват. И хотел как можно быстрее отойти от незнакомых самок и вернуться ко своей, любимой и родной, как и она показалась рядом, пристроив под боком пятнистой ещё одного детёныша.
- Молодец.
Вот уж не ожидал похвалы в свой адрес. Он уж думал, что сейчас Шан назовёт его самым непутёвым нянем в мире, но оказалось всё не так плохо, как ожидалось. Оно и к лучшему. Вот только он искренне надеялся, что после этих слов принцесса не решит в награду предложить ему перенести в пещеру ещё с десяток фаеровских котят.
- …я даже не боюсь, если вдруг папой моих малышей станешь ты.
- …
Оказывается, было что-то хуже, чем перетаскивание чужих детёнышей. Кову завис, тупо смотря в одну точку перед собой. С одной стороны – радоваться бы, что Шантэ не против разделить с ним ээ… кусты? А вот с другой… он не планировал так скоро становиться отцом. То есть… Он не имел ничего против Шантэ и в будущем для них двоих, наверное, не отказался бы и от наследников, но настолько далеко в совместное будущее одиночка никогда не заглядывал. Да и что таить, если ветер в голове ответственности ему не прибавлял.
- Что прям сейчас..? – неуверенно переспросил одиночка, тупеющий прямо на глазах.
Шантэ засмеялась. Ему стало немного неловко, но мозги, наконец, заработали в нормальном режиме, не превращая его из вроде как не совсем глупого молодого льва в туповатого самца. Он присмотрелся к избраннице и по её поведению сделал предположение, что она пошутила, а не говорила серьёзно. Отбой тревоги, можно расслабить булки. Одиночка облегчённо выдохнул – одной проблемой меньше. А то он уже представил, как Фаер и вся его гвардия будет наблюдать за тем, как они там кусты сотрясают, и попутно советы давать что, куда и как засовывать, а потом ещё часа три обсуждать, где он там размерами не вышел. А потом ещё и оторвёт ему всё разом за то, что посмел на его дочурку попытаться влезть.
- Слушай, Кову.
После заговорческого тона, который выбрала Шантэ, Кову уже готовился к тому, что нифига они тему детей не проехали и сейчас вот начнётся, но к его радости разговор пошёл совершенно в другом ключе. Ну как к радости… Если Фаер не догонит, то одна болтающаяся между ног радость останется при нём на какое-то время.
Предложение очень даже заманчивое. Он на территории прайда уже свой недельный срок отмотать успел на радость Фаеру и мог давно уже схватить за холку подругу и вместе с ней в тихую валить с чужой земли обратно, но почему-то в этот момент представил разъярённого конунга, прикинул пару ситуаций с возможной развязкой, а потом посмотрел на решительно настроенную Шантэ.
- Как будто у меня выбор есть…
Конечно, как вариант, бахнуть яйцами по земле и сказать: «Мы остаёмся!», но фишка в том, что оставаться ему не хотелось, а уйти сейчас, в принципе, хорошая возможность остаться наедине без всяких нянек. С его стороны, может, и неосмотрительно поступать таким образом, но.. в жопу осмотрительность и всё прочее, что мешает складываться отношениям.
- Пойдём, - неожиданно серьёзно даже для самого себя принял решение свалить как можно быстрее, и направился следом за львицей. – Не пойман – при яйцах.

——–→>>Базальтовые террасы

Детишки ели. Происходящее умиротворяло.
Примерно так можно описать состояние Пат в тот момент, когда она полными умиления глазами следила, как ее львята, которые еще несколько месяцев назад были крохотными пищащими комочками, не только уверенно стоят на лапах, но и вовсю рвут клыками мясо. Подумать только, как летит время. В ближайшие дни они будут получать все больше и больше мясной пищи, пока, наконец, не перейдут на нее полностью.
Самое время подумать о том, чтобы, как планировалось с самого начала, устроить себе логово не в общей пещере, а где-нибудь неподалеку. Ущелье, впрочем, больше не казалось Пат хорошей идеей: а ну как снова зарядят дожди? Конечно, вода за мгновение не прибывает; тем не менее, это частенько случается довольно стремительно, и что делать, если она в этот момент будет на охоте? Нет, место должно было быть удобным, не слишком удаленным при этом от логова прайда... и, определенно, на возвышенности.
Бесцеремонно прервав ход размышлений самки, в пещеру, воняя мятой листвой и кровью, ввалилась Мисава. Вид у матерой был — краше в гроб кладут. Растрепанная, перемазанная грязью, словно пыталась поймать бегемота; шкура была испещрена царапинами, мелкими и не очень, причем происхождение их оставалось неясным — некоторые были неровными, будто самка мчалась, не разбирая дороги, что вполне могло случиться в охотничьем азарте; иные больше напоминали царапины от львиных когтей. Всю ночь Мисава не спала — спину царапала.
В довершение всего этого бурая заметно хромала, припадая сразу на обе задние лапы и совершенно непотребно виляя задом. Вид у нее был при всем этом невозмутимый — будто бы так все и задумано было.
В пасти же у матерой болталась безжизненная тушка дамана. Вот она как раз выглядела хорошо, если не считать того, что даман был мертв окончательно и бесповоротно. Зато целенький, почти без укусов, только пара красных точек в том месте, где в его горло вцепилась огромная кошка. В общем, даман был как живой, чего о Мисаве явно не скажешь.
— Что с тобой случилось? — изумленно вымолвила пятнистая, когда Мисава без лишних слов швырнула ей под лапы несчастную тушку.
Дамана, судя по всему, защищало его стадо. Огромное такое стадо, сбившее матерую с ног и всласть на ней потоптавшееся. Мисава даже не ответила, неопределенно мотнув головой, — сразу рванула к задремавшему было Рагнару, громко выкликая его имя.
Пат, понятное дело, насторожилась. Да что там, все вокруг, кажется, насторожились. От Мисавы пахло так странно... полукровка была готова поклясться, что ее шкура пахнет не только кровью и лесом, но еще и чужим львом. Возможно, все дело в том, что ей встретился какой-нибудь чужак? Нахальный нарушитель границ.
Пятнистой почему-то вспомнился Экстремус, хотя запах ему не принадлежал.
Впрочем, долго теряться в догадках не пришлось. Вернувшись, матерая села рядом, тяжело привалившись к полукровке боком. Было видно, что она замоталась до полусмерти, но не признается в этом ни за что на свете. Бока бурой самки так и ходили ходуном; время от времени она болезненно морщилась. Негромким шепотом она пересказала Пат события последних часов, и...
Нет, лучше бы она этого не делала. Пат немедленно представилось, как Мисава в одиночку пытается задержать тех ублюдков, что похитили Хазиру — это вполне объяснило бы состояние матерой. Но запаниковать, к счастью, пятнистая не успела. Во-первых, на нее смотрели ее собственные дети, во-вторых — смотрел совершенно чужой львенок, которого вошедший в пещеру конунг подсунул ей под нос.
— Короче, Пат, их еще много будет — будь так любезна, присмотри, пока Акера не придет. Хорошо? — тоном, который не подразумевал возражений, проговорил черношкурый, озираясь так озабоченно, будто детенышей у него было как минимум десятка два.
Самка согласилась прежде, чем успела осознать происходящее. А осознав, внезапно успокоилась. Внутри ее, конечно, бушевала самая настоящая буря чувств; пятнистая беспокоилась за Хазиру, хоть и знала, что за ней отправились львы прайда. Заодно она беспокоилась и за них: справятся ли? Найдут ли следы? Далеко ли придется идти?
Но делать нечего, пришлось заниматься детьми. Их стало уже несколько, и они были заметно младше детенышей самой Пат. Акера, подумать только. Пятнистая, впрочем, ничего не сказала вслух, только головой качнула. Львята возились на каменном полу; один из них возмущенно завопил, то ли возмущаясь оттого, что его таскали неведомо куда, то ли просто желая немедленно получить немного материнского молока.
— Шшшш, — успокаивающе шепнула полукровка, — мама скоро придет.
Хотелось бы на это надеяться. После таинственного исчезновения Нимейли Мисаве пришлось взять на себя прокорм еще нескольких львят в дополнение к уже имеющимся собственным детям и двум детенышам Пат. Сама пятнистая кормить не могла, зато неустанно бдила, то разнимая детские драки, то вылизывая всех без разбора. И все же пещера была слишком мала для такого количества ребятни.
Придет Акера, — решила про себя полукровка, — выйдем с детьми на солнышко. Страшно подумать, они его еще и не видели толком.

Пожрамши, Шарра ощутила некоторое умиротворение. Было вкусно, слов нет. Каждый день бы такое ела! Туша была такая огромная, что ее вполне хватит еще на несколько раз; конечно, если не подключатся взрослые львы. Они-то наверняка жрут много! Даже Пат, которая не была крупной, отъела здоровенный кусок, притом наверняка выбирая что повкуснее. Шарре это было пока еще непонятно: за один раз много не распробуешь. Она, впрочем, отметила, что мать предпочитает не объедать мясо сверху, там, где оно доступно, а совать морду куда-то глубоко, так что в итоге полукровка была перемазана кровью по уши; пару раз она выныривала из глубин туши куду, сжимая в пасти клок какой-то непонятной штуки, не красной, а, скорее, темно-зеленой (впрочем, такого цвета Шарра почти и не видела, ведь ей до сих пор не доводилось покидать пещеру), к тому же, странно пахнущей. Но на морде матери при этом было написано такое небывалое блаженство, что дочери без слов было понятно: это что-то по львиным меркам очень вкусное. Впрочем, в пузо туши не стоило и соваться — Шарра вполне могла поместиться там целиком.
Оторвавшись от созерцания матери, вылизывавшей шерсть, львенка некоторое время наблюдала, как Брет пытается проделать то же самое — почти безуспешно.
— Стой, дай помогу, — неожиданно для себя пробурчала рыжая, привставая.
И рванулась было за ним, но на полпути остановилась, заметив Мисаву. Та, наравне с матерью, была любимицей рыжей малышки. Особенно льстило Шарре то, что ее шкура была невероятно схожа оттенком со шкурой матерой самки. Мисаве, в свою очередь, Шарра напоминала ее собственную дочь, Ишу. Учитывая, что у них был один и тот же отец, сходство, тем не менее, было потрясающим. Впрочем, обо всем этом львенка не имела ни малейшего понятия: она никогда не видела Ишу, и не встречала отца.
Зато Мисава была здесь, и она принесла с собой не только тушку какого-то интересного мелкого зверька, но и кучу незнакомых запахов, так что Шарра проследовала за самкой по пещере, чуть ли не уткнувшись в нее носом и жадно вдыхая. Пахло, конечно, кровью, но еще чужими львами, зеленью, травой, грязью. Все это было так прекрасно! Рыжей отчаянно хотелось так же — уйти охотиться, вернуться через несколько часов, а то и дней, благоухая дичью и травами. Ммммм... это было бы прекрасно.
Дойдя до Рагнарека (и все еще тыкаясь в матерую, не обращавшую особо внимания на настырного львенка) и вместе с Мисавой вернувшись обратно, рыжая некоторое время самозабвенно играла с рогами куду. До тех пор, пока приход Фаера не заставил ее встрепенуться. Тут-то оба львенка Пат разом бросили все свои дела и пошли знакомиться с новоприбывшими.
— Мам, может хватит нам львят в прайде? Откуда они их вообще берут… — пожаловался Брет, осторожно тыкая одного из львят носом.
Шарра, проскочив меж лап у выходящего из пещеры Кову, скептически хмыкнула, но от высказывания своей точки зрения (засунуть львят туда, откуда они явились) благоразумно воздержалась ввиду опасной близости лапы Пат. Та практически не наказывала детей, но искушать судьбу все равно не стоило. К тому же, Мисава тоже была рядом — а ее лапа куда тяжелее, и, в отличие от матери, она не постесняется пустить ее в ход.
— Постой, — вдруг вспомнила Шарра, когда Брет выпрямился и стало видно, что его шкура все еще в потеках от крови куду, — ну-ка дай.
На всякий случай она встала на задние лапы, положив передние на лопатки брата и стараясь прижать его к земле — чтобы не улизнул. Шершавым языком львенка принялась быстро вылизывать морду и шею Брета.

—- Джунгли
Темный лев пришел из джунглей последним, он мягко положил еще одного спиногрызика около его матери, зевнул и осторожно улегся рядом с женой. Помолчав пару минут, он тихо, но достаточно громко для того, что бы его слышали львы в пещере, сказал: - Сюрприз, Акера опять королева. Больше изменений не планируется, любить и уважать...
Замолчав, лев с интересом стал рассматривать своих детишек, один из них,  наиболее крупный - явно планировал доставить массу проблем в дальнейшем, но конунг все равно любил своих детей, и не важно, от какой они львицы. Рискни хоть кто назвать его детей бастардами, он бы лично разорвал этому безумцу глотку - и был бы прав, он признавал всех своих детей, и считал их всех законными - к тому же, так получилось, что и родил он их всех в браке. Подумав еще немного, он ласково сгреб Эйкена в охапку, подтащил к себе и начал с большим знанием дела и деловитостью вылизывать  ребёночка, стараясь вымыть его целиком... Нет, лев не делал для себя разницу между детьми, просто он нес этого малыша, вот и решил заняться именно им. Он мягко проводил языком по его спинке и холке, потом вылизал мордчоку, а затем, ласково перевернув ребенка на спину так, что бы он лег на передние лапы своего отца, принялся мыть животик котенка.
Через некоторое время он отпустил Эйкена, уложив его рядом с мамой и, осторожно поднявшись, подошел к Мисаве, на ходу нежно проведя лапой по холке своей жены. Конунг уселся около своей старой, боевой подруги, и тихо заговорил с ней, явно желая пообщаться и донести до нее некоторую информацию.
- Рагнар последнее время стал странный, говорит, иногда видит мертвого брата. Рэма... Думаю, ты должна его помнить. Я не планирую лезть в ваши отношения, но я буду очень признателен тебе, если поговоришь с ним - у него явно что-то странное на душе, это что-то мешает ему... Мне он не стал раскрываться, наверно, боится показать, что слабеет - хотя мне и плевать на это, льва с более ясным умом я еще никогда не встречал. Попробуй помочь ему, он все еще... Дорожит тобой. И, по моему, он не против усыновить твоих детей - если ты сама не против, конечно...
Закончив свой монолог, лев снова улегся на бок - по хорошему, ему надо было пойти проверить границы - но было так лень... Фаер вообще стал очень ленивым котом последнее время, хотя и продолжал держать себя в форме, он все равно стал упитаннее - все таки сказывалась спокойная и размеренная жизни конунга....

Сигрид думала, что взрослые никогда не плачут. Вот совсем никогда. Слово "смерть" ещё не быдло ведомо маленькому львёнку, поэтому он наивно полагал, что всё в мире решается без слёз. Ну, разве что кроме драк.
Её крик не остался незамеченным, это радовало. Но в интеллектуальном уровне противника Годрека Сигрид усомнилась.
Однако её вернул в мирную реальность Шу. Он рассказал об их семье, и Сиг не смогла удержаться от возгласа:
- Вау! Такая большая... - она на миг задумалась, - И у вас аж две мамы. Это хорошо, - протянула она.
Словно как по зову их старшая мама лизнула каждого из присутствующих детей по макушке, из-за чего девчонка немного опешила. Да так, что едва не пропустила вопрос нового...друга?
- Серый - Годрек. А старший, - она улыбнулась, - Кор-те-лис! И смотри, не ошибись.
Вопрос про маму заставил львёнка заозираться. В пещере вновь прибавилось львов, что прервало беседу. Новый большой лев сообщил что-то отцу, тот, кажется, остался недоволен...А потом сказал о новых родственниках.
Это, что, ещё кто-то?!
С ними за няньку оставили младшую маму компании Шу. Сигрид это отчаянно не нравилось. Всё естество жаждало драки, чтобы найти ответ на один-единственный волнующий её и братьев вопрос.
Где. Их. Мама.
А. А. АААААА! Ещё львы в этой пещере!
Сигрид отчаянно захотелось спрятаться ото всех и вся, что её окружало (кроме братьев). Слишком много новых эмоций. Слишком мало мамы. Слишком много чужих.
Принесённое мясо Сигрид удалось-таки попробовать. Не без помощи Шумадана, конечно, но и не с его подачки. Оно показалось довольно интересным. Решив как-нибудь на досуге распробовать его ещё раз, Сигрид хотела было поблагодарить за еду самку, когда случилось ЭТО.
Вернулся отец. Но не один. С ним вошла ещё одна львица. И дети. Ещё львята. Младше, чем она с братьями. И их вылизывал отец. Так же, как и...
...и их несколько месяцев назад.
Слово "королева" резнуло ухо юной самке. Но это же слово Джексон говорил ИХ маме. И раньше отец ТАК вёл себя с мамой. А теперь?..
Она всё поняла. Всё то, что не должен понимать ребёнок в её несколько месяцев от рождения.
В одно мгновение она по-сестрински крепко обняла подошедшего Гордека, который разревелся от бессилия. Так бы она не преминула указать брату на сопливость, но сейчас она понимала всё. И просто по-своему реагировала на стресс. Как верный хускарл своего правителя, Сигрид сопровождала брата до морды отца. И с готовностью и отрешённостью перевела сказанную братом фразу:
- Не любишь! Ты нас… - она даже сделала паузу, как и брат, - — Больше не любишь! Новая мама, а наша? Нашу не любишь?
Две секунды ступора - и прорвало и её, даром что девчонка:
- Это... - ещё ступор, - кто?! - возмущение, горечь в голосе, лапа львёнка указывала на новую львицу, - Где мама? Ты... - она подбирала слова, не зная слова "убить", - Сожрал её? (Сигрид повторила то самое слово, что сказал отец другой львице, Пат. Она тогда очень испугалась, а вот малышня запомнила. И в нужный момент выдала). Мы...Мы больше тебе не нужны?!
Каждое слово резало воздух, как самые острые когти. Ни единого намёка на слёзы в серых глазах Сигрид не было. Зато в них была видна вся та боль, что испытывают львята. Одна на троих.
- Ты нас предал, - прошептала Сигрид так, чтобы слышала только она сама и, при желании, Годрек. Рано, рано было ей узнавать, что в жизни есть вещи похуже, чем другая королева. И рано ей было знать,  что её только что лишили возможности в будущем таки быть хускарлом собственного короля-брата, уже её не волновал.
Сейчас ей на полном серьёзе хотелось сделать больно Фаеру, новой львице и её детям.

Отредактировано Сигрид (12 Фев 2016 20:30:03)

Пять камней←———————————–
После продолжительного дождя ущелье затопило. К тому моменту, как Котаго и его дочь закончили обход границ со стороны пяти камней, и добрались-таки до пещеры, время уже подходило к полудню. Поток воды спал, так, что можно было безопасно пройти в логово прайда Фаера. По крайней мере тем, кто был здоров. Что ж, Анастасия была достаточно взрослой, чтобы не поскользнуться и не улететь вниз.
Подходя к знакомой ему тропе, Кота невольно вспомнил Птолемея, что упал вниз и разбился. Скорее всего, он был мертв. Это было страшно. Настолько страшно, что он пропустил дочь вперед и всю дорогу по тропе шел справа от нее и чуть сзади, готовый, если что, поймать ее. Но Анастасия справилась со всем отлично, ни разу не оступившись.
Черный смотрел на нее, не в силах отвести взгляда. Она была такой большой, такой… взрослой. “И так похожа на Харуку”. Его дочь действительно была похожа на мать. “Ты смеешься? Харука была полностью белая, а эта черна, как ночь. Совсем свихнулся на старости лет”. По своему обычаю, лев не отвечал на глупые придирки Бизкара. Тем более, его дочь действительна была вылитой мамой. Но не в окрасе дело, нет. В походке. в манерах поведения, в мимике и форме морды. Все напоминало ему тонкие черты бывшей жены. От него самого Анастасии достался только основной цвет шерсти. Даже глаза, и те были мамины. “Оно и к лучшему”, — констатировал для себя Котаго, переступая с одного мокрого камня на другой. В конце концов, Харука была явно привлекательней его самого. И добрее.
Наконец, отец и дочь выбрались на площадку перед пещерой. Лев остановил свою спутницу тихим окликом и дождался, пока она обернется и насмотрится на вид, открывающийся отсюда. Он был и правда прекрасен: ущелье, казалось, сливалось с горизонтом, из-за разлившейся воды. Небо все еще было в тяжелых тучах, но не такое, как ранним утром.
— Тэсси, — сказал Котаго и тут же осекся. — То есть, Анастасия. Мы пришли в прайд, в котором я сейчас живу. Здесь мои братья и племянники, здесь мой конунг, которому я верен. Никто не обидит тебя в прайде Фаера, ты под защитой гвардии. Чувствуй себя, как дома. Надеюсь, ты останешься со мной. В прайде, откуда ты пришла, сейчас небезопасно.
Маленький инструктаж, легкий тычок носом в щеку дочери, и Котаго зашел в родную пещеру. Дав глазам пару секунд на то, чтобы привыкнуть, лев огляделся. В пещере, как и всегда, было шумно и тесно. Он тихо поздоровался с теми, кто лежал у входа и, перешагивая через лежащих сопрайдовцев, подошел к конунгу. Около него, вереща не своим голосом, стояло два королевских отпрыска — мальчик и девочка.
Неподалеку от него лежала… Акера? Вот это поворот. Черногривый повел бровью и наклонил голову в жесте уважения новой королеве. “А, точнее, старой”. Котаго не сомневался, что Фаер объявил свою бывшую супругу королевой, особенно если учесть, что Нимейли поблизости не было, а между конунгом и его самкой лежало еще несколько совсем уже маленьких львят. Кота не был удивлен. Он знал, что король любит Акеру, что он всегда любил ее. Самец был больше удивлен, тому что тот привел в прайд Нимейли, чем этому.
— Фаер, — произнес он. Его голос легко перекрикивал визги детенышей. — Прости, что отвлекаю. Это моя дочь, Анастасия. Она останется с нами жить. Она уже взрослая, обузой не будет. Я за нее в ответе. Да, я был на границах со стороны пяти камней, там все чисто.
Котаго дождался одобрения конунга и отошел к дочери. Он показал ей, где и кто обычно спит, помог выбрать хорошее место для лежанки и сел рядом с Анастасией. Самец не знал, что говорить и не знал, что делать. Вот только его очень сильно раздражали крики и гомон детей. Не поймите неправильно, самец любит детей. Но не любит шум. От усталости, погоды и громкого крика у льва разболелась голова. Тем более, он не ел несколько дней. “А мяса хищников еще больше”, — злорадно напомнил Бизкар. Это нужно было исправить. Но охотиться с такой больной головой было бы нелогично.
— Анастасия, оставайся здесь. Я пойду прогуляюсь. Оставляю тебе Кассена, если что будет нужно, пришли его ко мне.
Сокол благодарно выдохнул и спустился с плеча хозяина на землю рядом с молодой львицей. Кота был не намерен больше оставаться в пещере. Он подошел к выходу, сказал Фаеру, что пойдет наружу и велел Кассену найти его, если что-то потребуется. Черный вышел из пещеры, спустился вниз, попил немного воды из озера под водопадом и направился куда-то, особо не разбирая дороги.
—————————–>Базальтовые террасы

Сон Мисавы был неглубок. Она сильно вымоталась, а когда устаешь до такой степени, сон всегда кажется организму чем-то сродни смерти, и как ты ни стараешься уснуть глубоко и крепко — получается все с точностью до наоборот. Матерая то проваливалась куда-то в черноту, то выныривала из нее, приподнимая зудящие веки, чтобы убедиться в том, что она по-прежнему находится в пещере.
Впрочем, это и так было понятно. Даже в те моменты, когда Мисава на несколько минут забывалась сном, она продолжала слышать детские голоса. Теперь львят стало особенно много, но матерую это особо не напрягало: во-первых, у младшеньких была собственная мать; во-вторых, львята Пат и Мисавы уже подросли достаточно, чтобы начать питаться мясом (и, собственно, уже начали), а также для того, чтобы при необходимости поручить им несложный присмотр за младшими.
С затаенной тоской самка думала о том, что уйти из прайда вот так запросто больше не удастся. Львята привыкли к этой жизни, и срывать их отсюда, заставляя уходить, было бы просто жестоко. Впрочем, матерая все же планировала в ближайшее время отселиться в джунгли или в ущелье — когда то просохнет. Пещера ей не нравилась, потолок казался низким, нервировал, давил; воздух казался спертым и слишком влажным — он и был влажным, каким же еще должен быть воздух там, где в пяти шагах водопад?
— Сюрприз, Акера опять королева. Больше изменений не планируется, любить и уважать... — громкий голос конунга заставил матерую на миг вынырнуть из дремоты и приоткрыть глаза.
Вид у нее, само собой, был недовольный. Учитывая наличие общих детей Фаера и Акеры, которых черношкурый бережно притащил в пещеру, можно было и так догадаться, что к этому все идет. Ну ладно, может быть, есть еще тугие, которые не умеют складывать два и два.
Грозно зыркнув на голосящих львят (те, будучи слишком мелкими для того, чтобы оценить педагогическую силу зырка, продолжали пищать), Мисава прикрыла глаза снова. Зад нестерпимо болел.
— Рагнар последнее время стал странный, — раздался голос прямо над ухом.
...Ладно. Самка стерпела и это. В конце концов, она тоже не отличалась особой деликатностью, обращаясь к конунгу и его брату тогда, когда ей было нужно и не особо заботясь о том, спят ли они в этот момент, и есть ли у них желание с ней общаться.
Пришлось сделать вид, что внимательно слушает (это выражалось в болезненной гримасе и лениво открытом одном глазе). Впрочем, раз уж речь зашла о Рагнаре, Мисава и не захотела бы, а выслушала.
— Пф... Черный, ты конунг над прайдом, а не над нашими отношениями, — лениво проговорила она, когда самец замолчал, — отвянь. Мы разберемся сами. Думаю, у Рагнара все еще есть язык, и он умеет им говорить.
В голосе самки, однако же, послышались вполне отчетливые нотки самодовольства, и она тяжко, с кряхтением, повернулась на другой бок, скрывая улыбку. Всегда приятно, что тебя любят и ценят даже несмотря на годы, проведенные в разлуке.
Продолжая упиваться этим прекрасным чувством, Мисава вновь прикрыла глаза, засыпая.

Шу выслушал Сигрид, дружелюбно улыбнулся ей.
- Кор-те-лис. Так? Теперь точно не перепутаю. Спасибо, Сигрид, - эта львенка ему понравилась. Ему вообще все вокруг нравились из-за его спокойного нрава, и именно поэтому он ни с кем не ссорился и не дрался.
Шумадан отошел от тех, кто был поблизости, улегся в уголке пещеры, вытянул задние лапы и зевнул. Он наблюдал за всем вокруг и иногда дергал ушками, потому что вблизи было много личностей. Годрек и Сигрид, например, еще брат Северин. А Годри и Север уже успели… точнее, Север успел чуть ли не оттяпать ухо детенышу. Жалобный голос маленького Годрека заставил Шу даже голову поднять.
— Таюсь, таюсь, пути. Подебил.
Львенок улыбнулся, смотря на эту возню. Они оба такие забавные, особенно кортавящий Годри. Хе.
В пещеру вошла незнакомая львица. Её Шу видел впервые, а потому заинтересовался, когда она подошла к Пат и что-то ей сказала про детенышей. Детеныши? И правда. Львенок заинтересованно посмотрел Акере вслед. За ней вошел Фаер, поласкался с бежевой львицей, у живота которой копошились дети, вылизал одного из них и отошел в сторонку, к его маме.
Коричневый сразу встал и не спеша подошел к еще одной маме. Она, как ни странно, не казалась ему чужой. Сначала Шу издалека посмотрел на новых маленьких гостей, потом подошел поближе.
- Можно посмотреть? – ему и вправду было интересно, потому что все остальные дети в пещере, включая его, были гораздо старше этих двухмесячных, и до этого момента львенку просто не удалось бы посмотреть на таких забавных… комочков? Да. Даже в два месяца они еще комочки. Мелкие, но милые. И Шумадан не придавал значения возрастной категории новоприбывших. Когда-нибудь они все равно вырастут и… Мысли Шумадана прервал голос полукровки Пат.
— …Идемте. У нас есть немного свободного времени, и мы можем погулять.
И как только сквозь такое количество шума (который, в основном, был от Годрека) ребенок смог услышать голос второй мамы? Конечно, обращались не к нему, но погулять Шу был совсем не против. Он тут же развернулся и быстрым шагом направился к Пат, которая собиралась вывести детей на прогулку.
- А можно с вами погулять? Я никуда не убегу. Честно-честно, - Шу добродушно улыбнулся, вставая рядом с полукровкой, - Можно?
Если его и не возьмут, все равно останется еще одно развлечение – маленькие дети Акеры.

——>Дно ущелья

- Сюрприз, Акера опять королева. Больше изменений не планируется, любить и уважать...
Прямолинейность Фаера поражала. Не сказать, что это плохо, но Акера бы навряд ли могла бы сказать с такой же интонацией подобную реплику. Она прекрасно понимала, как некоторые члены прайда восприняли её возвращение, как поглядывали на растущий живот, да и в целом на сложившуюся ситуацию, но в данном случае самка держалась ровно. Всё, что заботило её до этого момента, - исключительно её семья. Безопасность её детей. И дело не только в новорожденных или заметно подросшем первенце, а и в дочери, которая покинула родные края, как когда-то сделала и она, поддавшись порыву первой любви. Кира не жалела о своём прошлом, хотя и не могла сказать, что оно не оставило мрачного следа в её биографии и памяти, но… это жизнь и уж тут-то ни за что не предугадаешь, что встретит тебя за очередным поворотом. Остаётся только встречать выпады и быть готовым ко всему.
Она бросила короткий взгляд в сторону конунга, решившего побыть львиной свахой. Акера только мягко улыбнулась на его попытки достучаться до сердца матёрой, но сама не планировала как-то это комментировать. Это дело лично каждого, что у них там и как. Вспомнить хотя бы как у них самих всё круто повернулось, но, кажется, происходящее было куда очевиднее для членов прайда, чем для самих участников любовной вакханалии с распадами и воссоединениями.
- Как подростки, - мысленно усмехнулась львица и, подтянув Хикару ближе к себе, раз уж Фаер заботливо вычистил Эйкена, принялась вылизывать детёныша, не особо заботясь о том, а хочет ли он сам принимать ванну. Мамы они такие, да.
Она перевела взгляд на тёмного льва, обратившегося к её супругу; уважительно склонила голову в знак приветствия и приветливо улыбнулась. Вечно сдержанная самка, привыкшая особо не демонстрировать свои эмоции, в окружении детей всегда становилась открытее и мягче. Поэтому материнская тёплая волна, как водится, иногда перепадала и другому окружению. К примеру, как Котаго.
Внимание привлекли детские всхлипывания. Ещё не понимая их природы и кому они принадлежат, Акера уже подняла голову, прервав купание сына. Самке, которая взрастила не одно поколение детёнышей и при этом всегда была за возиться с детьми, чисто рефлекторно реагировала на подобные вещи. Она заметила детёныша, внешне похожего на своего отца. У неё не было достаточно времени, чтобы познакомиться ближе с детьми, которых породила на свет Нимейли, как и не была уверена в том, что ей когда-либо удастся с ними подружиться, в силу того, что она в глазах детёнышей – источник их бед. В этом нет ничего удивительного, но.. всё же стоило попытаться.
Акера не торопилась вмешиваться в разговор Фаера и детёнышей. Только подтянула к себе ближе сыновей. Не из соображения защиты и предосторожности, чтобы тем ненароком не перепало обидных слов, а из соображения, что любое невольно оброненное слово может спровоцировать ещё большую рану. Видя в брошенных детях Нимейли своих собственных, оставленных ею, она долго не решалась что-либо сказать. Конечно, Фаер большой мальчик и в состоянии сам уладить дела со своими детьми и без её участия, но львице казалось, что она всё же должна была что-то сказать, а потому, чуть приблизив к ним морду, но сохраняя расстояние, мягко заговорила, обращаясь к двоим:
- Ваш папа любит вас.. Как и вашу маму, - иначе зачем бы он с ней завязывал отношения, но да не будет же он об этом говорить детям, верно? – Вы – его жизнь. Как вы можете быть ему не нужны?
Говорить и переубеждать проще, чем объяснить, как с такими фактами она оказалась на месте их матери.

———→>> Пять Камней
И вот снова они в дороге. Черт разберет из-за этих туч, сколько конкретно времени отец и дочь потратили на обход той части границы прайда Фаера, но через какое-то время тучи чуть-чуть рассеялись, и стало понятно, что наступил полдень. Анастасии это было очень непривычно: на землях Скара все это время царила засуха, и учитывая, что лишь недавно она сошла на «нет», это действительно было необычно и... чертовски приятно. Анастасии иногда казалось, что ее шкура почти постоянно невероятно высокой температуры. Львица с удовольствием вдыхала влажный, чуть прохладный воздух, и вспоминала, как это было бы на землях Скара. Там сейчас, даже не смотря на дождь, творился полнейший, самый настоящий ад, и темношкурая даже думала, что, существуй он на самом деле, там было бы чуток приятнее, чем сейчас на землях невероятно идиотского короля-мусора. Если бы Анастасия могла плевать, она бы плюнула. Но она не могла.
После дождя, даже учитывая, что уровень ее спал, воды в ущелье, через которое тропа вела к логову прайда Фаера, было полным-полно. Зеленоглазая подумала, что львята тут бы ни за что не прошли. А вдруг кого дождь застал прямо тут, и пришлось судорожно искать место повыше, чтобы укрыться от подступающей воды? И это укрытие оказалось недостаточно безопасным? Анастасия вздрогнула и помотала головой, пытаясь отогнать эти мысли.

Не то, чтобы она сильно беспокоилась за чьих-то детишек, просто... просто, наверное, она не оставила бы львят, даже если бы они были не знакомы ей. И почему-то не могла она объяснить это словами, не оставила бы, и все тут. Просто совесть бы потом сожрала Анастасию с потрохами. Как же тяжело притворяться такой прям из себя спокойной и рассудительной, когда внутри тебя бурлит океан эмоций. И иногда необходимо все эти эмоции куда-то выплескивать, ибо, как говорил один очень мудрый зверь, ТЕРПЕТЬ ДОЛГО НЕЛЬЗЯ. Анастасия посмотрела на пропустившего ее в перед отца и посмотрела вниз, в ущелье, куда черношкурая могла запросто грохнуться, поскользнись или оступись она. И участь ее была бы не слишком завидной, так что она внимательно смотрела себе под лапы, чуть хмурясь. Наконец, они выбрались на площадку перед входом в пещеру прайда, и Котаго окликнул ее, назвав, поначалу, ее детским прозвищем, отчего она уже собиралась поправить отца, но он сделал это сам, назвав ее полным именем.
— Мы пришли в прайд, в котором я сейчас живу. Здесь мои братья и племянники, здесь мой конунг, которому я верен. Никто не обидит тебя в прайде Фаера, ты под защитой гвардии. Чувствуй себя, как дома, — проинформировал ее Котаго, на что она просто молча кивнула. Хотя то, что он назвал короля конунгом, ее немного покоробил. Наверное, она просто не привыкла к "северному" обозначению главы прайда. Впрочем, какая разница? Как конфетку не назовешь, все равно, начинка-то одна и та же.
— Это уж точно... — пробормотала Анастасия, нервно поежившись. — Кому, как ни мне, это знать?
Впрочем, отец на это ее высказывание не ответил ничего, вместо этого он зашел в пещеру, и Анастасия последовала за ним.

Переступая через тушки ее новых сопрайдовцев, львица морщилась из-за писка детенышей, который разносился по всей пещере. Если ее отец любил детенышей, но не любил шум, то Анастасия этот самый шум просто ненавидела. Почему-то просто не могла сосредоточиться, когда вокруг нее творился подобный звездец. Впрочем, ей пришлось сделать морду попроще, когда она поняла, что основной источник данного шума - это непосредственные детишки местного кор... конунга (ей, похоже, понадобится время, чтобы перестроиться). На представление ее персоны черношкурый лев лишь кивнул. Похоже, он больше был занят именно своими детьми, а не тем, что его подданные приводят в прайд каких-то неизвестных львиц. Ну, что, вполне логично... Хотя, кого я обманываю?
Анастасию это, впрочем, это не напрягло, она уважительно кивнула Фаеру и прошла дальше, за отцом, изредка нервно покачивая хвостом.
— Хорошо, пап, — коротко произнесла львица и улыбнулась отцу. Все-таки, она так редко делала это с тех пор, как он ушел. И посмотрела на сокола, который послушно спрыгнул с плеча черношкурого льва рядом с ней, Анастасией. — Удачи тебе.
Она с некоей тоской посмотрела на уходящего из пещеры отца и вздохнула, устроившись поудобнее у стенки пещеры. Это почему-то напомнило львице, как отец в первый раз покинул ее семью на долгое время. Ей тогда просто больше обидно было, но сейчас грусть была какой-то светлой больше. Она снова с отцом.
Но без брата.

Малыш стоял там, беспомощный и рыдающий, во всей своей сопливо-слезливой красоте. Годрек был расстроен так сильно, что уж и не знал что делать. Оставалось только плакать, да еще и в голос, и ждать, пока что-то произойдет. Сигрид перевела его слова в точности, как мальчишка и подразумевал.
Годри был рад, что у него такая сестра. Она единственная (ну, как ему самому казалось) понимала все-все, что говорил серошкурый. Малышу было невдомек, что папа понимает его ровно так же. Потому что он все-таки папа. Вообще, сейчас зеленоглазый был смертельно обижен на отца. Ну, как смертельно. Насколько вообще может обидеться четырехмесячный львенок. Вот настолько. Прям по полной!
— Я люблю вас больше, чем собственную жизнь, — сказал отец и объяснил, куда же делась мама. — Простите меня…
Львенок перестал кричать и посмотрел в глаза отцу. Фаер был грустный, настолько грустный, что Годреку даже стало жалко его. От жалости к папе, мальчик заплакал пуще прежнего. Но теперь уже тихо, лишь периодически всхлипывая. Папа не виноват в том, что мама ушла. Не виноват в пропаже второй сестры, Миры. Но он все еще виноват в том, что не уделяет внимания своим детям.
Словно услышав эти мысли, Фаер сгреб в охапку всех своих детей и перевернулся на спину, укладывая их на грудь. Годри зарылся в густую гриву, что упала на них сверху. От него пахло теплом. И семьей. Он даже перестал плакать, но сам пока этого не заметил. Больше всего на свете мальчишка хотел, чтобы у него хоть кто-то был рядом всегда. Ведь так нужен взрослый, что будет значим в жизни. К которому можно прийти и пожаловаться. Раньше это была мама. А теперь, видимо, папа.
— Ваш папа любит вас... Как и вашу маму, — послышался мягкий женский голос.
Годрек поднял свои зеленые глаза к источнику звука и увидел там львицу. Ту самую, которую папа так нежно погладил по холке раньше. Серошкурый нахмурил брови и собрался было что-то сказать… Но поймал ее взгляд. Эта странная новая львица смотрела так по-доброму, так доверительно, что малыш вздохнул и улыбнулся ей. А потом снова посмотрел на папу.
— Я тебя тоше юбю, папа, — тихо сказал он и вытер слезы с щеки. — Тока игай с ами. Я кучаю.
Это все, чего он хотел от отца. Больше внимания и больше тепла. Больше ничего не нужно было. Годрек положил голову на грудь Фаеру и тихо заурчал.

Все смешалось в доме Облонских. А в нашем случае - в доме Гарм. Маленький лев сосредоточенно поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, но ровным счетом ничего не понимал. А взрослые все говорили-говорили-говорили, а малыши все хныкали-плакали-страдали…
Львенку никто не ответил, потому что все внимание было уделено именно этим двоим малышам. Не сказать, чтобы Эйкену было обидно на этот счет, но он немного растерялся и даже уловил общее напряженно-грустное настроение. Наверно, он даже принялся бы печалиться вместе со всеми, если бы не конунг, который внезапно подхватил всех сидящих близ него львят и не уложил себе на грудь. Принц почувствовал мягкую шерсть отца, гриву, которая внезапно залезла ему в ноздри, отчего он забавно чихнул. А рядом уловил тепло львят, которые с такой же любовью,  какую питают дети к отцу, смотрели на Фаера, с какой глядел на него и сам Эйкен.
Следом послышался ласковый голос мамы. Львенок поднял глаза, вслушиваясь в ее слова и не понимая, чтобы они значили. Папа просто не может любить кого-то, кроме Акеры! Не может! Он с грустью опустил уши вниз, уронив голову на гриву Фаера и зарываясь носом прямо в нее, да так, чтобы его раскисшей морды никто не увидел. Ему бы разобраться во всем этом, получить правду, но он не мог себе позволить сказать хоть одно слово, потому что каким-то своим чутьем осознавал, что сейчас это не нужно, не к месту. Лучше потом, когда рядом не будет этих львят, он спросит еще раз – и спросит твердо, кто же такие они, и почему отец должен их любить?
Внезапно послышался еще один голос, причем знакомый и весьма приятный для принца. Эйкен поднял морду, ибо узнал по писку Рокко. Малыш улыбнулся: ну, вот, хоть кто-то смог разбавить обстановку.
- Да, мы можем с вами поиграть, - утвердительно кивнул Айкен, снова дружелюбно улыбнувшись, - Вы, наверно, уже выходили на улицу, а мы еще нет, - львенок вдруг хитро улыбнулся – кто-то не выходил, а он уже все успел сделать, - вы можете нам все показать.
Он вдруг посмотрел на Фаера, приподнявшись на своих крохотных лапках.
- А пойдемте все вместе играть? – Он высвободился из объятий льва и спрыгнул на землю, но при этом повернулся к конунгу мордой, шутливо ухватив того за ухо и потянув в сторону выхода. На улице, наверно, было так хорошо, а они тут сидят в душных хоромах!  Пора уже и совесть иметь, в конце концов им уже целых два месяца!

Ответ отца не расставил все точки над и, как хотелось бы малышне.  Молодая львица не заметила, что каждое сказанное отцом слово отложилось у неё далеко в памяти. Но её мысли перестали быть такими мрачными.  У неё не было оснований не верить ставшему единственным родным взрослым существу. Поэтому широкий жест льва был воспринят максимально благосклонно и с теплотой.  К тому же рядом был брат.
Фраза о переводе не осталась незамеченной. Сигрид согласно кивнула, мол, хорошо, тебе не буду, и с готовностью оказалась уложена на груди самца. На мгновение зарывшись в гриву и пожалев, что у неё никогда такой не будет, Сигрид тихо мявкнула брату что-то вроде "Мы справимся", сама, наверно, не полностью осознавая, с чем они справятся.
Сигрид не нужны были слова, чтобы выразить любовь к отцу. В самую детскую силу объятия - вот показатель её чувств.
Снизу подал голос один из более мелкой шайки,  который Сигрид не могла проигнорировать. Став на груди Фаера так, будто он - это какая-нибудь самая настоящая скала, а Сигрид - самая настоящая главная львица прайда, самочка ответила:
- Мой брат похож на моего отца. Твой брат - сын моего отца. Значит, они оба братья моего отца. И все мы - дети одного отца, - ощутив весь пафос ситуации, Сиг ещё и притопнула лапкой и сказала самое веское, - Вот!
Как она не запуталась в такой сложной для ребёнка логической цепочке, она и сама не знала, но сказанное уже было сказано.
В разговор вошла та, кого Сигрид почему-то изначально невзлюбила. Та самая львица, которая родила ей и брату кучу младших братьев. Та самая, которая теперь... их мама? Это не укладывалось в голове. Она НЕ их мама. Никогда ей не будет.
Львица немного склонила голову, дерзко глядя в карие глаза Акеры своими пронзительно-серыми, Фаеровскими, глазами. Она не была страшной, некрасивой или злой. Конечно, до мамы ей было далеко, но пока она ничего плохого не сделала ни им, ни папе. Значит, ей можно верить. Ей же верит папа!
Под нестройный аккомпанемент возмущений и предложений к игре Сигрид спрыгнула с отцовского тела и немного отошла. Годрек, если надо, подойдёт, пусть пока понежится с отцом. А она будет думать...
- А как вас всех звать? - задала она самый логичный вопрос, - Я - Сигрид. А он - мой брат Гордек.

Отредактировано Сигрид (4 Май 2016 00:27:11)

Нормально подремать Мисаве, конечно же, не дали. Писк детенышей и голоса взрослых то и дело заставляли самку выныривать из тяжкого забытья; болела ушибленная задница, хотелось рычать и треснуть кого-нибудь лапой. У матерой даже возникло искушение выйти из пещеры и поискать Такэду с тем, чтобы закончить начатое и просто сорвать зло.
Стоило ей, наконец, расслабиться и некоторое время подремать, как в общий гомон вклинился еще один голос, игнорировать который никак не получалось по причине того, что говоривший находился слишком близко к самке.
Открытие века состоялось; затем было открыто второе веко, и бурая оскалила крупные клыки в зевке.
Первым попавшим под горячую лапу оказался ее собственный сын. Спросонья Мисава зыркнула на него похлеще, чем на кровного врага. То есть, как обычно. Не сразу удалось понять, чего именно добивается Северин; затем, поведя взглядом по пещере, матерая отметила исчезновение Пат. Давно пора. Львят нужно было не только приучать к мясу, но и выводить на свежий воздух, чтобы они там бегали, прыгали и делали все то, что обычно делают подрастающие детеныши всех видов. Так что Северин, в принципе, не просил ничего запредельного. Конечно, самостоятельная охота еще была ему не по силам — разве что добычей окажется какая-нибудь зазевавшаяся мышь. Но наблюдение за матерью пойдет ему на пользу.
Волчий вой, смутно донесшийся сквозь шум водопада, на миг отвлек самку, заставив ее склонить голову и прислушаться, насколько это было возможно. Впрочем, никакой информации он ей не дал — кроме того, что Мисава была почти уверена, что выл Джек, а это значило, что отряд уже вернулся. Вот только с каким итогом...
— Почему ты не пошел с Пат? — Мисава снова зевнула и с трудом воздвигла себя на все четыре лапы, с удивлением отмечая, что ее маленький сын уже не такой уж маленький.
Да, шкура ее была цела, но состояние все равно не ахти. Мышцы ныли невыносимо; но, вспоминая драку, матерая радовалась этой боли. Она напоминала, что львица все еще может постоять за себя. Есть еще, так сказать, порох в пороховницах. И ягоды в ягодицах.
— Ладно... Идем. Охоты не обещаю, но холмы мы с тобой посмотрим, — решила львица, мордой подпихивая Северина в нужном направлении — к выходу из пещеры.
Вот оно, решение всех проблем, насколько это вообще было возможно. И львенка выгулять, и территорию ему показать, а заодно — посмотреть, с чем вернулись Рагнар и Урс, и вернулись ли они вообще на всех четырех, или же количество бойцов в прайде поубавилось. Мисава знала Рагнара как хорошего бойца, но она видела тех громил, что пришли на земли прайда, и понимала, что они тоже не шутки шутить собираются.
Уже почти на выходе из пещеры матерая практически столкнулась с Урсом — уже второй раз за последние дни. Но сейчас это ее только обрадовало: по крайней мере, белый действительно шел на всех четырех, и Хазирой от него пахло так, будто он только что вволю потискал ее в объятиях. А вот и она сама. Потисканная, но живая.
— Ты ее вернул. Хорошо, — одобрительно пробурчала матерая, на ходу потираясь мордой, — небывалые телячьи нежности, — о бок Хазиры.
Искушение остаться в пещере было велико, но позади шлепал, вне себя от нетерпения, Северин, и лишить его долгожданной прогулки самка не могла.
—-→ холмы